– Бог ты мой, белый парняга, давай уже к убийству, а? Ты не видишь – Питбуль успел закемарить?

– Чё-то в самом деле, – подтверждает тот с поистине львиным, исполненным патетики зевком.

Я читаю:

– «Для наркоманов, решивших покончить со своим пристрастием, бывает вполне типично, так сказать, отвязаться напоследок. Фактически Монифа…» А, вот: – «…так что неудивительно, что Монифа тем вечером направилась в крэк-хаус. Но даже зная об этом, ее друзья полагали, что завтрашний день она начнет уже “чистой”, с чистого листа. Для тех, кто употребляет крэк, притон на углу Гейт и Сентрал был своего рода Меккой…»

Вся кухня издает дружный стон.

– Бог ты мой, белый, ты реально так написал? – спрашивает Юби.

– Написал что?

– Ну, это. Ты что, сравнил одно из святейших мест на земле с наркопритоном? Да тебе бы этот самый отрывок прибить гвоздем к груди и сбросить с крыши, во имя сыновей Ислама.

– Да я не хотел…

– Чего ты хотел, мы видим. Ты даже не задумался. За такое мне нужно приказать пустить тебе пулю в лоб. Без разговоров, немедленно. Урод гребаный. Такая безответственность…

– Я не думал, что какой-нибудь наркодилер раздует из этого такую драму…

Он выпинывает из-под меня табурет, и я падаю.

– Встань.

Я пытаюсь подняться, но в живот снова шибает боль, и я валюсь на бок. Не могу даже дыхнуть. Между тем Юби желчно смотрит на меня, выжидая. Я снова поднимаюсь – не сразу и только на колени, подтягиваю к себе табурет и кое-как усаживаюсь. Какая-то часть меня надеется, что на щеке теплится слюна, а не слезы, а другая начинает проникаться усталым равнодушием.

– Читай остальное. Давай, шевелись.

– «Всего через два дома от дилеров, но все еще на Центральной авеню. Никто теперь не может подтвердить ее связи с Мани-Фани – бывшим местным дилером, изгнанным из круга за то, что потреблял лишку из товарного запаса. Взаимное чувство у них было, пожалуй, одно: пристрастие к крэку. Мани-Фани – наполовину мексиканец, улыбчивый обаяшка с густой курчавой шевелюрой. По словам его братьев, в девятом часу того вечера он с кем-то ушел – предположительно с еще одним парнем, но это была Монифа, одетая в толстовку с капюшоном и мешковатые джинсы; не для того, чтобы сойти за мужчину, а скорее чтобы скрыть свою беременность – вид беременной женщины мог заставить призадуматься даже матерого наркодилера: сбывать ей дозу или нет.

В том старом особняке на Гейтс-стрит было много комнат, закутков, проходов и закоулков, потому-то здесь можно было и складировать крэк, и продавать его, курить, колоть и даже проституировать за него – все это под одной крышей. Мани-Фани зафрахтовал комнату второго этажа возле лестницы – единственную, где сохранилась кровать, – а Монифа, надвинув на голову капюшон, прикупила на улице крэк. Вкалывать его она предпочитала в одиночку, но курила обычно на пару с Мани-Фани. Уединившись в комнате второго этажа, они понятия не имели, что там, внизу, уже творится вакханалия. В крэк-хаус ворвалась банда, связанная с наркодельцами, что контролировали большинство улиц Бушвика, и принялась убивать всех без разбора. Уже пал замертво проповедник Боб, варивший смеси на кухне (точнее, на том, что от нее осталось); в ту же минуту не стало и Мистера Кейфа. Наркоманы на первом этаже, натыкаясь друг на друга, метались в панике: с одной стороны, надо спасаться, а с другой – как же бросить свои трубки, шприцы и ампулы? Потом ищи в потемках. На втором этаже в конце коридора выпрыгнула из окна женщина, сломав обе ноги. Снаружи прямо под дверью упал еще один человек с двумя пулями в груди (из “глока” и еще одного полуавтомата). Банда вышибла дверь, и Монифа получила пулю прямо в голову; сила выстрела сшибла ее на кровать, и беременный живот выпирал над матрасом недвижным бугром. Мани-Фани, еще не поняв, что происходит, подхватил выпавшую у нее трубку и в этот момент сам получил пулю. Банда на этом не остановилась, и счет убийствам продолжился. Эти люди именовали себя “Шторм-группой”; полицейские протоколы показывают, что именно она орудовала в том крэк-хаусе. Возможно, массовое убийство было своего рода предостережением. Хотя один из свидетелей утверждал, что стрельбу вела не банда, а один из ее участников, по всей видимости главарь. При всем при этом почерк был характерен именно для “Шторм-группы” – непрочного союза ямайских головорезов, выросшего на насилии, свойственном третьему миру, и колумбийских наркоденьгах; преступный синдикат, всего за несколько лет ставший грозой всего Восточного побережья».