В дверь постучали.
Морван резко вскочил и схватил пистолет, лежавший в ящике прикроватной тумбочки. Опомнился. Стук означал три вещи: посетитель знал код нижней двери, имел пропуск, чтобы пройти через вторую дверь, снабженную домофоном, и был в курсе, что в субботу вечером нужно подняться по черной лестнице и постучать сюда, чтобы его застать.
Эрван.
Он пошел открыть.
– У тебя есть пять минут? – спросил сын с недобрым видом.
Морван распахнул руки, чтобы продемонстрировать свою одежду: домашняя куртка и штаны, подбитые мехом домашние туфли. Он впустил сына и предложил что-нибудь выпить. Эрван отказался, резко мотнув головой. Морвана растрогал этот жест: в сорок с лишним лет сын оставался все таким же упрямцем, и он узнавал этот отказ, выдающий его особую манеру двигаться вперед, не снимая ногу с тормоза.
Старик выключил радио и попробовал перейти на заговорщицкий тон:
– Как давно мы не проводили субботний вечер вместе. Помнишь наши вечера перед телевизором? И…
– Я принес тебе один сувенир.
Эрван положил на кровать фото. Морван взял снимок в руки, и взгляд его затуманился. Либервиль, 1978-й. Монтефиори пригласил его провести несколько дней у себя на вилле – он тогда подписал с Омаром Бонго потрясающий контракт на рельсы для новой железной дороги.
Но не София – маленькая капризная девчонка, которую он всегда не выносил, – и не их пропавшая молодость, его и жестянщика, а мечта об искуплении, витающая над этим снимком, надрывала ему сегодня душу. В те времена оба эксплуататора думали, что их спасут собственные дети, чья судьба искупит грехи отцов – или, по крайней мере, послужит им извинением. Ничуть не бывало: они продолжили творить свои сволочные делишки, а их детки выросли в богатстве и тревожной недоверчивости, интуитивно прозревая преступления, обеспечившие им безбедное житье. Невинность ускользнула от всех них, как эфемерное облако, которое рано или поздно конденсируется в слезы.
– Кто тебе это дал?
– София. Она провела свое расследование и обнаружила любопытные подробности.
– Ты знаешь мой ответ, не заставляй меня каждый раз повторять. Все, что я сделал…
– Было для нашего блага, я понял. Но мне плевать. Ваше вранье и ваши делишки касаются только вас.
– Лоик в курсе?
– Нет еще.
– София говорила со своим отцом?
– Не знаю. Она хочет заполучить ваши головы.
– А ты?