Наконец он начал поднимать руку с оружием, но слишком поздно: призрак открыл огонь, отступая при этом к лестнице. Эрван увидел свою смерть, но пуля затерялась в темноте. И сразу же наложилась другая картинка: толкотня на освещенном пороге. Какой-то человек бросился на врага. Борцы потеряли равновесие и рухнули в растворитель.

Невозможно прицелиться с разъеденными глазами – тем более в сплетенные тела. Шатаясь, он попытался приблизиться. Последний приступ кашля бросил его на колени. Его собственное отражение в перхлорате дошло до него как приглашение нырнуть окончательно.

Два выстрела. Он прищурился, пытаясь понять, что происходит, но все сливалось. В последнее мгновение он заслонил глаза, прежде чем упасть. В эту секунду чья-то рука схватила его и потащила к выходу. Он забился, ослепленный, исходя криком и пытаясь в агонии вдохнуть хоть частицу воздуха. Свет на лестнице. Ступеньки, которые били его по позвоночнику, потом навощенный бетон, по которому скользила его спина.

Внезапно иные звуки царапнули его барабанные перепонки: сортир. Едва он узнал шумы, новое ощущение: ледяная вода. Он хотел заорать, но вместо этого чуть не захлебнулся. Попытался выпрямиться, но рука держала крепко, окуная его в раковину.

Наконец ему подняли голову. Рефлекторно он высвободился и протер веки. Не то чтобы к нему вернулась орлиная зоркость, но узнать лицо спасителя он смог.

– Ну, что надо сказать младшему братику?

120

Он победил смерть. Он сжимал ее в своих руках и (почти) взял верх. Эта мысль не покидала Лоика с момента схватки в прачечной. Поразительная перемена в той расстановке сил, к которой он привык. Двадцать наркотических лет именно его укачивала Старуха с косой – она приходила сосать его кровь, нашептывая ласковые слова, с каждой дозой, с каждым уколом. А сегодня он обнулил счет.

И заодно спас жизнь брату.

Ничто не могло разрушить ощущение триумфа. Ни бегство убийцы – тот в результате высвободился, кинулся вверх по лестнице, а потом нашел выход, стреляя куда попало, но, аллилуйя, без новых жертв. Ни перхлорат, который проник в мельчайшие полости их организма, его и брата. Ни перевозка в больницу Ларибуазьер в атмосфере такой срочности, что можно было подумать, будто они уже обречены. Ни шоковая терапия, которой они подвергались всю вторую половину дня: полное промывание, еще более полный медицинский осмотр (кровь, бронхи, сетчатка и прочая, и прочая, и прочая), куча препаратов…

На протяжении всех этих тягостных часов Лоика не покидало победное настроение. Он перешел Рубикон: он, самый отъявленный трус в семье, наркоман, педик, бросился в битву и победил. Не Фарабо, а самого себя. А это уже очень много.