В обычное время он отправился бы в «Макдоналдс» или в китайскую забегаловку внизу, но сейчас у него не было сил снова выбираться из дому. Скрепя сердце он полез в холодильник и обнаружил – о чудо! – яйца, молоко и еще какие-то базовые продукты, купленные, без сомнения, домработницей после его возвращения. Без всякого воодушевления он приступил к приготовлению тортильи по-испански.
Он почистил и нарезал несколько старых картофелин, завалявшихся в глубине ящика, потом луковицу почти того же возраста. Картофель нарезал кружочками, лук нашинковал и бросил все вместе на скворчащую сковородку, которую накрыл крышкой. Взбивая яйца, он увидел в получающейся смеси точный образ своего провала: он так стремился поучаствовать в охоте за убийцей или обнаружить в своих заметках какую-нибудь деталь, позволяющую его зацепить, но теперь оказался на краю перрона. Больше негде копать и нечего перебирать в уме. Кроме лиц мертвецов, в полном беспорядке: Морван, Одри, Сальво, Бизинжи, китайский рабочий, чья голова застряла в проеме пожарной двери…
Оставив картошку с луком доходить на сковороде под крышкой, он пошел в гостиную, чтобы сделать еще несколько звонков. Сначала Тонфа: коп уже вернулся домой. Напичканный болеутоляющими, он готовился к ночному отдыху. Потом Сандоваль: по-прежнему пусто. Как убийца умудрялся всякий раз просочиться сквозь ячейки сети? Может, ему опять кто-то помогал? Чтобы все уже подчистить, Эрван позвонил Верни и попросил незаметно расставить людей вокруг Шарко: в конце концов, зверь мог и вернуться в колыбель.
Запах горелого заставил его замолчать.
122
122София стояла у подъезда: пальто, черные замшевые сапоги, толстый красный шарф – детали столь строгие, что нужно было глянуть еще раз, чтобы понять всю степень их изысканности. Один штришок: она никогда не красилась, но этим вечером у нее были алые губы, как если бы шарф мазнул ее по лицу. София походила на праздник, но Эрван был не уверен, что сам на него приглашен.
– Не стоило тебе беспокоиться.
– А иначе кто это сделает?
– Мне завтра рано вставать, я улетаю и…
– Именно об этом нам и надо поговорить. Ты меня впустишь?
Он отодвинулся без улыбки. Пока она поднималась, он распахнул все окна, выветривая запах гари, и влез в джинсы. И все же оглядел себя в зеркале в ванной: глаза как у альбиноса, распухшая красная морда, кожа, опаленная всеми событиями дня. Жуть.