– Ты бы оделась, что ли, – сказал я, хватая ружье.

Она ковырялась в еде. Водила вилкой по тарелке, чертя странные эллиптические линии. Жареный гусь казался безвкусным. В комнате слегка попахивало ружейным маслом. Перед едой я почистил дробовик, и Гвен открыла люк в подпол, где я спрятал его в сухом месте.

– Ему бы отвисеться несколько дней, этому гусю, – заметил я, работая челюстями.

– Или несколько недель, – недовольно отозвалась девушка, вытащив из зубов волоконце.

Я спросил себя, когда же мы начнем ссориться о том, о чем нам собственно следовало бы ссориться.

– Кстати, – сказала Гвен. – Я поднялась на высокую горку. Увидела кое-что интересное.

– Ну-ка, расскажи.

– На сарае для лодок на Ансте кто-то нарисовал белый крест.

15

15

Поздно. «Гейра» дошел уже до середины пролива. Кончики пальцев у меня были белыми. Масляная краска, которой был нарисован крест на сарае для лодок, оказалась свежей, а на камнях у кромки воды лежала малярная кисть.

Гвен перевезла меня на «Зетленде». Настроение у нее лучше не стало. Я заставил себя доесть свою порцию и сказал, что хочу пофотографировать маяк на Макл-Флагга при хорошем освещении. Такое не делается быстро, и я был уверен, что она не захочет составить мне компанию. Мы расстались довольно холодно, договорившись встретиться вечером в ее домике.

И вот я смотрю на корму парома, а «Коммодор» рычит на холостом ходу. Но Анст схож с Саксюмом. Искать придется всего в двух-трех местах.

Она поднялась со скамейки возле Норвикского кладбища. Волосы, уложенные в высокую прическу, толстое пальто из грубой шерсти на красной подкладке. На запястье тонкий серебряный браслет. Ее седые волосы сияли, но она, казалось, ослабла с прошлого раза.

– Я совсем забыла про ключ в банке из-под кофе, – сказала она. – Ты его нашел?

– Что за ключ? – спросил я и замер, держась рукой за дверцу автомобиля.