Овцы явно составляли здесь большинство наемных работников. Возле памятников они паслись целыми стадами. Ходили и щипали траву там, где пройтись вдоль заброшенных окопов с газонокосилкой было бы слишком опасно.
Овец увезли. Я отбросил мысли о собственном стаде и постучал в двери служебного помещения. Не получив ответа, вошел. У стола в глубине помещения сидели трое мужчин и две женщины в зеленых костюмах садовников. К доске-мольберту был прикреплен план территории. Их работа состояла в поддержании памятников войны в надлежащем состоянии, посадке цветов и замене выгоревших на солнце флагов.
– А вот Книги памяти с военных кладбищ, – спросил я по-французски, – куда они деваются после того, как их заполнят до конца?
С сомнением оглядев меня с ног до головы, один из садовников в конце концов проводил меня в подвал. К стальной двери, которую он отпер, не торопясь. Замигала ближайшая световая трубка, свет в бесконечно длинном архиве вспыхивал все дальше от входа. Здесь хранилось рукописное собрание тех многообразных форм, в которых за семьдесят лет выражалось горе. Потрепанные, политые дождем Книги памяти – так выглядят попавшие под дождь и снова просохшие газеты с покоробившимися страницами.
– Здесь погибло шестьсот тридцать тысяч человек, – сказал садовник. – И это только одних союзных войск. И только за эту битву, тысяча девятьсот шестнадцатого года. У немцев свои захоронения, и там их лежит не меньше.
Он хотел знать, зачем мне нужно просмотреть все эти тысячи записей, которые никто никогда не листал, но выбросить которые было бы неправильно. Я сказал, что мои родители погибли здесь в 1971 году и я ищу последние слова, написанные их рукой.
Это была не вся правда. Я искал еще и другую подпись, оставленную мужчиной с одной рукой. Мне показали, на каких полках стоят книги с кладбищ из окрестностей Отюя и из окрестностей леса Хай-Вуд – из всех тех мест, где «Черная стража» сражалась в 1916 году.
На каждое кладбище приходилось по несколько томов. Исписанные авторучкой страницы с именами. Бумага надорвана порывами ветра. Подписи, оставленные в двадцатых годах, были четкими и стройными, иногда их были сотни за один и тот же день. Наверное, писавшим приходилось стоять в очереди. Короткие фразы на полях. «
Родители солдат. Солдатские вдовы. Бенефицианты опустевшего фонда «Скоттиш уидоуз».
Я достал книгу за тридцатые годы, нарыл другую, за 1953 год, и увидел отличия в том, как в британских школах преподают чистописание. Увидел, как менялся характер записей по мере того, как старели и умирали родители солдат. Как война из кровавой семейной драмы превращается в событие национальной истории.