Только покидая ферму Дэро, я почувствовал, что мне жаль уходить отсюда.

Ну, хотя бы это, подумал я.

Я вернулся к машине, и внезапно мне показалось, что времени у меня полно. Никто не обращал на меня внимания. Все, видимо, привыкли к экскурсионным автобусам, к вездесущим туристам с фотоаппаратами, показывающим пальцами в разные стороны, к английским автомобилям, останавливающимся посреди дороги.

Между могилами на кладбище бегали, перекликаясь, школьники. Интересно, что бы о них подумал Дункан Уинтерфинч? В этот момент мимо проехало такси. Минуя проход к могилам на другой стороне кладбища, оно сбавило скорость. Пассажирка нагнулась к шоферу, что-то говоря ему.

Гвен.

В новой синей куртке. Волосы ухожены. Она возилась с картой, показывая что-то на ней. Такси уехало. Я двинулся следом, но упустил их. Бросил это дело и зашел в кафетерий с белой пластиковой мебелью и резким освещением. Сел, чувствуя комок в горле. Мне помнилось ее лицо над тарелками в «Рабе», аромат ее кожи и легкие вздохи перед тем, как она погружалась в сон. Настойчивость и решительность, с какими Гвен управлялась с «Зетлендом». Все прошло, и остались мрак и пустота, как на безлесных Шетландских островах. Такая же мимолетная встреча, как припев популярной песенки. Она разыскивает пропавшую партию лесоматериалов. Это наверняка.

Часом позже я стоял возле леса Дэро. Я добрался сюда по ведущей между каменистыми пустошами грунтовой дороге, остановился там, где, думалось мне, мама с отцом могли припарковать «Мерседес», и сориентировался по военной карте. Но пробыл там недолго и не запоминал никаких подробностей. Я собирался быть там на следующее утро.

Дальше я отправился искать летний дом Дункана Уинтерфинча. Поездил между кладбищами, проходя в скрипучие железные калитки и бродя среди надгробий, пытаясь осознать трагедию 1916 года и представить себе, как мыслил старый капитан. В каменной стене было латунное окошко, которого я не заметил раньше. На латунной крышке – фигура креста. Я открыл крышку и нашел внутри тетрадь в переплете.

Книга памяти. В ней записывали дату, имя и страну. Если хватало духовных сил, оставляли какое-нибудь высказывание. Я расписался на свободной строчке. Осторожно, чтобы не продырявить ручкой бумагу, написал: «Дэро». Положил книгу на место. Оглядел памятник неизвестному солдату. Known unto God[74].

Тут мне пришла в голову еще одна возможность. Я открыл латунное окошко и снова достал Книгу памяти.

* * *

Местное отделение Комиссии по военным захоронениям стран Содружества было похоже на ателье проката, где можно одолжить дорогое оборудование. В огромных аккуратных ангарах стояли газонокосилки, мини-экскаваторы и цементомешалки. Единственным, что добавляло торжественности, были флаги союзных государств, реявшие на высоких флагштоках у въезда. На площадку перед входом свернул грузовик – он остановился, оставив двигатель крутиться на холостом ходу, а с пассажирского места выскочил мужик в комбинезоне и принес несколько бухт электрического забора. По вентиляционным решеткам поверху я догадался, что это машина для перевозки скота. Подошел ближе и услышал овечье блеяние.