К двери терминала подкатил черный «Даймлер» последней модели. За рулем сидел шофер в точно таком же темно-зеленом военном мундире без знаков различия, с таким же невозмутимым и непроницаемым лицом. Он смиренно склонил голову, приветствуя гостя.

Угрюмый посланец распахнул перед Брайсоном дверцу автомобиля, спрятал его чемодан в багажник, затем сам уселся на переднее сиденье. Он не произнес ни слова; водитель развернул «Даймлер» и вывел его на дорогу, ведущую к Сицзяну.

Брайсону случалось как-то давно побывать в Сицзяне, но теперь он не узнавал города. То, что каких-нибудь двадцать лет назад было крохотным, сонным рыбацким поселком и приграничным городком, сделалось теперь шумным, хаотичным сплетением наспех проложенных дорог, наскоро возведенных жилых районов и заводов. На месте рисовых полей и нетронутых земель, лежавших вокруг дельты Жемчужной реки, выросли небоскребы, электростанции и промышленные предприятия особой экономической зоны. Горизонт щетинился строительными кранами; небо затягивала уродливая серая дымка. Население этого района – а на берегах зловонной реки Сицзян осело уже около четырех миллионов человек – составляли в основном так называемые «мингонг», бывшие крестьяне, явившиеся сюда в поисках работы. Их привела сюда надежда на зарплату, позволяющую хотя бы достичь прожиточного минимума.

Сицзян представлял собой стремительно разрастающийся город, где жизнь била ключом все двадцать четыре часа в сутки. Он мчался вперед на полном ходу, и топливом ему служило самое крамольное для коммунистического Китая слово: капитализм. Но это был капитализм в его самой наглой и жестокой форме – опасная истерия города на фронтире, сопровождаемая безудержным разгулом преступности и проституции. Сверкающие вершины потребительских излишеств, глянец афиш и сверкание неона, кичливые магазины с нарядами от «Луи Вюттона» и «Диора» были – Брайсон знал это – не более чем фасадом. А за ним скрывалась отчаянная нищета, убогое и тяжкое существование мингонгов, жестяные сараи безо всяких удобств, каждый из которых служил домом десяткам мигрантов, и тощие цыплята, бегающие по крохотным грязным дворикам.

Дороги были забиты автомобилями последних моделей и ярко-красными такси. Все до единого здания были новыми, высокими, сверхсовременными. Улицы пестрели мигающими надписями, сплошь по-китайски; лишь изредка то тут, то там попадались латинские буквы – скажем, большая М, обозначающая «Макдональдс». Повсюду бросались в глаза яркие краски, кричащие вывески ресторанов, витрины магазинов, торгующих бытовой электроникой – цифровыми камерами, компьютерами, телевизорами и музыкальными центрами. Уличные торговцы продавали жареных уток, свинину и живых крабов.