— Что ж, — заговорил он, умиротворяющим жестом раскинув руки. — Объяснимся, раз это необходимо. Леди Элинор, со всем почтением я прошу вас оставить нас наедине. Нужно уладить кое-какие вопросы со старыми друзьями, прежде чем мы сможем пуститься в путь.
Леди Толлинг, как всякая женщина, желала бы досмотреть драму, которая разыгрывалась у нее на глазах.
— Но ваша безопасность, отец… — пробормотала она, указывая на меня и Томаса. — Этих людей не обыскивали…
— Я их знаю, — уверенно отвечал Норрис. — Все в порядке.
Когда за хозяйкой закрылась дверь, Норрис — или я должен отныне именовать его Джером? — обратил к нам взгляд своих безмятежных зеленых глаз.
— Доктор Бруно, — заговорил он и слегка нахмурился, озадаченный. — Я-то думал…
— Вы думали, Роуленд Дженкс прикончит меня до утра? — подсказал я.
— В общем-то да. Хотя я не так уж удивлен, что вы и на этот раз сумели вывернуться. Я предупреждал его, что с вами следует держать ухо востро — не каждому удается ускользнуть от инквизиции. — Он слегка усмехнулся, выставляя напоказ белоснежные зубы. — Вы что же, организовали на пару с Томасом собственную антикатолическую лигу? — Он коротко рассмеялся.
Держался он спокойно, легко, прямо-таки удивительно легко, учитывая все обстоятельства. Теперь, когда ему не надо было изображать из себя кутилу студента, он говорил более сдержанным и взрослым тоном, и, в очередной раз заглянув в его красивые глаза, я вспомнил слова Хамфри Причарда: отец Джером обходится с тобой так, словно ты для него — главный человек на земле.
— Итак, — продолжал он, — теперь вы знаете все. Вы примчались сюда, чтобы меня арестовать?
— Я поспешил сюда, чтобы спасти Софию, — ответил я, с трудом выдерживая его пристальный, горящий взгляд. Ни за что не отведу глаза первым, решил я.
— Спасти от меня? — переспросил он таким тоном, как будто сама идея была абсурдной. — С какой бы стати я причинил вред Софии, которую сам же и привел в лоно истинной Католической церкви?
— В лоно?! В лоно?! — взорвался Томас.
— Она забеременела, и вы хотите от нее избавиться, — не чинясь, заявил я.
— Клевета! — Глаза Джерома сверкнули гневом, и он сделал шаг ко мне.
— Это вам Томас наплел? — вспыхнула София, щеки ее разгорелись. — Да ведь каждое его слово — ложь!
— Никто не говорил мне. — Я предпочел солгать, чтобы уберечь от расправы Коббета. — Я был, конечно, монахом, но вырос-то я в деревне и уж как-нибудь разбираюсь в таких вещах.
София прижала руку ко рту и замолчала. Томас презрительно усмехнулся. Джером над чем-то сосредоточенно размышлял.