Я понимаю, что она говорит о Иешуа, а не о Дисмасе. От ее слов на моих глазах выступают слезы.

— Йосеф, пожалуйста, попытайся понять меня. Ты так помог нам, так помог… ему… столько сделал. Я не могла положиться на волю случая. Если бы они поймали тебя с его телом, весь гнев префекта обрушился бы на тебя. Поэтому я…

Она опускает взгляд, стыдясь содеянного, стыдясь своего обмана.

— Ты взяла риск на себя, — шумно выдохнув, отвечаю я, закрывая глаза.

Несколько мгновений я сижу так, думая о ее отваге, давая этим мыслям проникнуть в глубины моего сердца.

— Марьям, в самом деле ты — величайший из его апостолов. Ты сделала его учение частью себя самой. Он бы очень гордился тобой.

Она всхлипывает, но старается подавить рыдания и более не издать ни звука.

Я даю ей время успокоиться.

— Что ты будешь делать теперь? — спрашиваю я. — Тебе нельзя оставаться в Ерушалаиме. Это слишком опасно.

Она судорожно сглатывает.