На крыше «Праздничного» Харламов расположил стрелков. Вся система внешней охраны, пропустившая в прошлый раз Зверева с Хохряковым и «дворником», была пересмотрена. Теперь за три часа до начала выступления и до самого выезда спецмашин с артистами из дворца всякое движение автотранспорта в зоне должно было быть прекращено. Милицейского в особенности. Так как вышеозначенные меры безопасности могли быть преодолены только мощной, вооруженной современным оружием группой, вокруг «Праздничного» была сооружена система обороны по всем правилам ведения уличного боя, включая скрытых снайперов и гранатометчиков. Зрителей предполагалось привозить в автобусах из специальных контрольных пунктов. Перед пропуском в здание они должны были быть снова досмотрены и проверены: не дай Бог, кто-нибудь пронесет пироксилин в желудке.

Харламов испытывал сильнейшее желание заказать еще и аэростат, но тогда происходящее стало бы уже совершеннейшим фарсом. Он встал и пошел к выходу. Предстоял прямой разговор с президентом. Аппаратная правительственной связи уже была оборудована в подвале. Фургон, секретный и фантастически выглядевший здесь, под охраной спецподразделения, подтверждал худшие опасения. Родина сошла с ума.

* * *

Анна Глебовна пожелала ночь перед прогоном программы провести во внутренних покоях «Праздничного». Харламов разрешил ей это сделать, справедливо полагая, что там она будет находиться даже в большей безопасности, чем на территории воинской части. Поскольку не выяснена была по сей миг личность уникального убийцы или убийц, а также нынешнее местонахождение злодея Хохрякова, находиться под элитной охраной, в сердце глубоко эшелонированной обороны, в крепости, которой стал бывший популярный концертный комплекс, — лучший из вариантов. Почему бы сержанту-сверхсрочнику не разрядить полрожка, согласно новому увлечению народа, в популярную артистку? Ведь уже достали до глубины народной души старые песни о главном.

Семья же Емельяновой продолжала пить пиво с командиром части, который был совершенно ошарашен происходящими событиями, но виду не подавал, выглядя человеком на государевой службе, надувал щеки и не знал, чем угодить господам артистам.

Емельянова вот уже час лежала не раздеваясь на широченной тахте, глядела в потолок, слушала сумеречное шелестение времени, и голова ее была совершенно пуста. Картины и эпизоды бурной, многотрудной и счастливой жизни не хотели появляться здесь, в комнате, из которой уходили на смерть ее добрые приятели — Магазинник и Иоаннов. Плясуны и охальники, фавориты перезрелых див, расстрелянные на бывшей царской мызе во Всеволожском районе, а в сущности испорченные дети так и не добрались сюда, да они и не собирались. Бабетту с Кроликом она не любила никогда и не брала в свои программы после одного достопамятного раза. С ужасом и недоумением она вдруг осознала, что круг редеет. Такое было веселье, такой кураж.