Светлый фон

Есть еще кое-что, заставившее Стюарта отказаться от своей затеи, — сомнение в сути дела. Элемент тайны в произошедших событиях действительно может послужить причиной для подобного исследования, но вопрос, на который требуется ответить, всегда звучит так: кто совершил преступление или как. В случае с Верой тут все было ясно. Неопределенность присутствовала совсем в другом, в сложном вопросе о причинах, в сомнениях того рода, которые редко встречаются в других семьях и в жизни других людей, и разрешить которые не в состоянии ни одно расследование.

Наша память несовершенна. Мы склонны забывать. Труднее всего нам поверить в утверждение непререкаемого стороннего авторитета, что событие, о котором мы помним, — всего лишь плод нашего воображения. Когда мы с Джейми сидели в его саду после ужина, он сказал мне, что в тот день кровь Иден попала на него, залила всю одежду. Это единственное, что сохранилось у него в памяти. Однако, прочитав стенограмму судебного заседания, он понял, что ошибался. Джейми помнил то, чего не было, поскольку миссис Кинг увела его раньше, чем Вера пустила в ход нож, за несколько секунд до этого. Так что в основе его манерности, его привычки стряхивать кровь с плеча лежит иллюзия.

Джейми переехал в маленький домик за высокой стеной на Орти Орчелари. В стене имеются ворота из кованого железа, а на портике, по обе стороны которого установлены две вазы, соединенные каменным лавровым венком, вырезаны строки из Данте:

О, что за трепет душу мне объял, Когда я обернулся к Беатриче И ничего не видел, хоть стоял Вблизи нее и в мире всех величий!

Может, Джейми тоже был потрясен и растерян, еще раз вернувшись к тому, что не дает ему покоя всю жизнь? К тому, что он видел и не видел? Не ссылаясь на психотерапевтические теории, советующие не бежать от проблемы, и тогда она уйдет сама, Джейми говорит мне, что рад, что прочел стенограмму. По крайней мере, это заставило его посмотреть правде в глаза. Перестав быть жупелом, химерой, правда вышла на поверхность — не хуже и не лучше, чем он представлял, а такая, как есть, очищенная от вымысла. Пользуясь жаргоном этих теорий, можно сказать, что Джейми повернулся к ней лицом.

Он точно так же много смеется, часто стряхивает что-то с плеча — хотя теперь сопровождает свой жест нетерпеливым кивком головы и намеренно задерживает руку на полпути — и приготовил для меня, как и обещал, изумительные блюда — farfalle con asparaghi, manzo per un dio biondo (говядина с виноградом, говядина для белокурого бога, что вызывает ассоциацию с Фрэнсисом), crema d’arancia и amaretti. Соус к говядине Джейми готовит в последнюю минуту — вероятно, это требуется для достижения совершенства, — и пока он стоит у плиты, я рассказываю ему, что картины, которым Фрэнсис дал несуразные названия, исчезли из отеля на Виа Кавур. Мы с Луи снова остановились там, и я заглянула в тот номер: их место заняли безобидные и даже милые акварели с видами Венеции. Книги Фрэнсиса и Джейми лежат рядом на кухонном столе, новенькие, только что из типографии, в блестящих разноцветных обложках: «Нимфы, наяды и поденки» и «Cucina Ben Riuscita». При взгляде на них я чувствую умиротворение — в конечном итоге все приходит к согласию.