— Тетя Май, она умерла.

— Год назад? Тебя Анатоль своей дурью заразил?

— Она умерла на моих глазах.

— А потом поднялась и скрылась в неизвестном направлении. — Майя Васильевна взяла со столика венок и бросила его Сане на колени. — Забери. Я не позволю издеваться над собой.

— Никто над вами…

— Не позволю!

— Тетя Май, а может быть, Нина Печерская пришла в дом за какой-нибудь своей вещью?

— Все забрала до последней булавочки, — тетка помолчала, справляясь со своим гневом или страхом. — Вышла в сад — двери утром оказались незапертыми — и будто в воду канула.

* * *

«Вышла в сад — и будто в воду канула» — слова эти звенели в голове, когда стоял он на крошечной веранде и глядел в сад, уже вечерний, фиолетовый, с пятнами снежного праха на земле. Прохладно и тревожно. Почему нас так тревожит тайна, особенно тайна смерти? «Вышла в сад — и будто…» Неприкаянная душа возвращается на место преступления. Странный символ. Что мне дело до несчастной женщины, которую я никогда не видел и не увижу?.. Ты ее видел — вот в чем дело, вот что не дает покоя: потаенное, но торжествующее зло. За что? Рубашечка и чепчик. Кукла? Ребенок?.. В покое. Анатоль: она должна успокоиться в саду.

Что я видел тогда на столике? Край черной сумки и еще какой-то предмет, тоже густого черного цвета, странной формы. Вероятно, и он был виден не целиком, частично, что-то приглушенно, матово блеснувшее. Призовем на помощь психоанализ. С чем для меня ассоциируется этот предмет? Без колебаний: со смертью. Ну конечно, мертвое лицо и удавка… из крученого шелка, точно! Лицо и шея на фоне тускло-лиловой обивки кресла. Подмешиваются и зеленые тона — колючие листья столетника. В сгустившемся сумраке за креслом стоял убийца. Я его не различил, но почудился словно симметричный взмах крыльев… руки! Ну конечно, он держался за концы удавки и отпустил. Спрятал руки, увидев меня в окне.

Однако! Саня оглядел темнеющий сад, оглянулся на розовый огонек лампы за спиной. Не связывайся, шепнул внутренний голосок, не узнавай, вообще не лезь в это дело, будет только хуже. Почему хуже? — пытался он возражать, а голосок умолял, предостерегал, требовал… Неужели я боюсь? Да нет. Что такое?.. Итак, руки — как крылья… широкие рукава? Или могучий разворот плеч?.. На углу дома возникла тень, язычок пламени озарил лицо…

— Настюш! — окликнул Саня ласково. — Ты ж вроде не куришь? — чувствуя почти признательность к ней за то, что она — единственная — абсолютно вне подозрений… в сиреневой куртке своей, в слезах, в тумане… Ну нет! — приказал себе твердо. — Если уж я решился распутать это дело, нужен подход объективный. У нее есть ключи, она могла задушить женщину и бежать из дому вне себя от волнения. А руки-крылья почудились.