— Правда? Я тебе нравлюсь?

— Не мне одному, будь уверена.

Он и говорил уверенно и просто, зная, что никаких там резвых игр и кривляний Настя себе сейчас не позволит.

— Надо пережить, девочка. Изжить.

— Да ладно, перебьюсь. Ерунда.

По ее тону он понял, что вот-вот она начнет жалеть о неожиданной своей откровенности, и переменил тему.

— Посмотри-ка, — поднял японскую зажигалку на свет розовой лампы. — Его зажигалка?

— Его… точно — его! Где ты взял?

— Нашел в чулане.

— В чулане? — Настя расхохоталась; хотя смех слегка отдавал истерикой, чувствовалось в нем и освобождение — намек на освобождение. — Нет, серьезно? Юлька его в чулан спрятала? Какой пассаж!

— В чулан.

— И он там сидел и трясся? Ой, не могу… Погоди. Ведь он всегда заперт!

— В тот момент открыт. Такое уж стечение обстоятельств.

— Вот жизнь, а?

— Да, голубчик. Жизнь. И смерть.

…Саня включил и верхний свет — хрустальная люстра с подвесками — огляделся внимательно. Диван, в углу сложено белье. Стол, на котором возле чернильных чертиков веночек (уж не за ним ли охотились в темноте… «покой» — вечный покой?). Выдвинул все ящики — пустые, лишь в нижнем сосредоточены бумаги покойного ученого… перебрал… с криминальной точки зрения ничего интересного. Платяной шкаф в углу, подвешанный к потолку — парусиновый, заграничный, в нем мои вещи. И стройные ряды книг — спрессованные в тома и томики изыскания о тайнах Божьего мира… «Бархатно-черная… этот священный узор». Если перелистать все книги?.. Не сходи с ума и ложись спать. И все же странно. Странность не в том, что некто — без стука — вошел ко мне, а в том, что «некто» мгновенно исчез, испугавшись моего появления. Можно ли, исходя из того, предположить, что убийца… не торопись. Разгадка невероятной истории будет, я чувствую, труднопостижимой — в лучшем случае. В худшем — мне недоступной.

* * *

Пройдя через староуниверситетские дворики, садики — сильное ощущение давно минувшего и прекрасного, и каждая веточка блестит лаково в бессолнечном воздухе, — он достиг владений медицинского института и долго плутал, расспрашивал, пока не нашел нужную аудиторию. Вскоре лекция кончилась, повалил из дверей молодой народ, где-то там в толпе его соседки, ага, вон, прошли, каждая по отдельности (к счастью, не заметив). Саня обратился к юноше, жующему на ходу булочку:

— Слушай, мне Генрих нужен. Ты его сегодня видел?

— Генрих?.. А, Гусаров. Да вон он! Не видишь? Вон у окна.