— Я думаю. Музей, не музей, а в детство я там как будто вернулся, игрушки, сказки… — Вика улыбнулся задушевно. — У меня был оловянный солдатик — любимый. Как у Майи Васильевны. И вот представьте — через тридцать лет приобрел точь-в-точь такого же.

— У тети Май?

— Нет, что вы. В Германию с Володей ездили связи налаживать, там. Майя Васильевна не продает и правильно делает. Зато у нее — особая атмосфера.

— Атмосфера тревожная.

— Как и по всей стране. По всему миру! Шутка ли — ломка такой великой державы. Но у вас я отдыхал душой.

— Вам не казалось, что в кабинете как-то нехорошо?

— Почему? Мне там было очень хорошо.

— А меня как-то поразило исчезновение той женщины, балерины, что жила до вас.

— Ну как же, хозяйка жаловалась.

— Вы ведь ее не видели?

— Балерину?.. Как ее…

— Нину Печерскую.

— Ага. Видел. Недавно, в августе. Оригинальное впечатление, действительно загадочное. Ночью в саду женщина в черном. Я на другой день как раз уезжал в отпуск, но даже в Прибалтике вспоминалось.

— Анатоль говорил: является на место преступления.

— А, Анатоль. — Вика опять улыбнулся — и опять снисходительно. — Драгоценнейшая личность, с ним не соскучишься. Вечера проводили в философских беседах. Нет, серьезно. О русском особом пути, не к ночи будь помянут. Он мне объяснил, кто такая женщина в черном.

— И меня заинтриговал. Хотелось бы выяснить.

— Что?

— Да вот ее особый путь.

— Зачем? — Вика глядел с любопытством и недоумением.

— Влечет тайна.