Он понимающе кивнул.
— Естественно. Простите, если я причинил вам боль.
— Вы не могли этого знать.
— Тем не менее, прошу меня простить.
— Вам не за что извиняться.
Фредерик Шэй рассмеялся.
— Так мы можем препираться до бесконечности.
Беатрис тоже засмеялась.
— Тогда давайте просто оставим эту тему.
Фредерик Шэй был на машине и настоял на том, что отвезет ее домой, когда услышал, как далеко ей придется добираться до дома.
— Это не подлежит обсуждению, — сказал он. — Уже далеко за полночь. Автобусы, вероятно, уже не ходят. Я не могу отпустить вас одну в такую темень.
Они стояли в прихожей и ждали, когда горничная принесет им пальто.
— Как жаль, что вам надо уезжать! — с чувством воскликнула миссис Чендлер. — Может быть, вы все-таки еще ненадолго останетесь? Здесь только сейчас становится по-настоящему приятно!
— Нет, большое спасибо, — в один голос ответили оба. Они оба стремились уехать с праздника, и Фредерик заметил, что поскольку полночь уже наступила, то их отъезд не будет слишком ранним.
Фредерик вел машину сам. Дождь превратился в снежную крупу, но туман рассеялся, и видимость стала лучше. Фредерик вел машину сосредоточенно и немного напряженно.
— Прошу меня простить, — извинился он, — но у меня проблемы с ночным зрением. Приходится ехать очень осторожно.
Беатрис уже знала, что Фредерик — профессор Кембриджского университета, что он учился в одной школе с миссис Чендлер и поэтому был на правах старого знакомого приглашен на вечер. В течение последнего года он жил в Лондоне, куда его отпустили для научной работы в университетской лаборатории. Фредерик Шэй был биологом, и Беатрис с интересом слушала рассказ о его работе. Пока они ехали в машине по темным лондонским улицам, она несколько раз искоса взглянула на него. У него были темные волосы и очень светлые глаза, светлое, почти прозрачное лицо отличалось тонкостью черт. Ей понравился его точеный профиль и изящные руки, вцепившиеся в руль. Впервые за долгое время — впервые после Жюльена — она заинтересовалась мужчиной как мужчиной. Это удивило и одновременно смутило ее. Этот интерес никак не гармонировал с печалью и горечью. Она и сама пока не знала, хочет ли она, чтобы треснул панцирь, которым она себя окружила.
Когда они наконец подъехали к ее дому, снег уже лежал тонкой пеленой на тротуарах и крышах домов. Фредерик Шэй проводил Беатрис до подъезда.
— Мне было бы очень приятно, если бы мы с вами еще раз увиделись, — сказал он на прощание. — Вы разрешите вам позвонить?
— У меня нет телефона, — ответила Беатрис.