Она лжет.

Я нащупала что-то в пластиковой папке.

Фотографии. Керстин и Изабелла, Копенгаген, февраль 1994, написано на обороте верхней из них. Она же сама говорила, что фотографий меня маленькой не осталось. Получается, и об этом она соврала. Но зачем?

Я перевернула снимок. Молодая Керстин. Она смотрит на меня и улыбается. На руках у нее ребенок. Девочка нескольких месяцев от роду. У нее пышные светлые локоны.

Еще одно фото, снятое там же. Счастливая Керстин крупным планом. И дитя со светлыми волосами.

Я внимательно разглядывала девочку. Она улыбается, но ямочек у нее нет. И правое ухо у нее не такое, как у меня. Кто она? Так это и есть настоящая Изабелла? А кто тогда я?

Я захлопнула папку. Попыталась положить ее на место, но что-то мешало. Я положила папку рядом с собой, и фотографии вывалились на пол. И тут я увидела, что лежит в глубине. Мой телефон. Оказывается, мой мобильный телефон заперт у мамы в тумбочке. Еще одна ложь.

Я должна поправиться. Я должна вырваться отсюда.

Входная дверь открылась. Голос выкрикнул мое имя. Шаги в прихожей. Я услышала глубокий вздох и стук собственного сердца. С трудом повернув голову, я посмотрела вверх.

Мама стоит в дверях. Она смотрит на меня. Смотрит на взломанный стол. Видит папку и фотографии, рассыпанные по полу.

Она подходит, наклоняется надо мной.

Я крепко зажмуриваюсь и закрываю голову руками.

Стелла

Она так и не перезвонила.

Я прождала ее звонка много часов.

Что-то случилось.

Хенрик и Эмиль спали. Моя кушетка слишком твердая, я так и не смогла сомкнуть глаз. Повернувшись, я посмотрела на дисплей мобильного телефона. 02:16. В такое время Алиса точно не позвонит.

Она сказала, что посмотрит кое-какие бумаги. Голос у нее был странный, словно под воздействием наркотиков. Я пыталась ее убедить, что ей надо немедленно уезжать оттуда. Не уверена, что мне это удалось. Но она обещала мне перезвонить.

Керстин показала, на что она способна.