– Я хочу, чтобы вы успокоились, – произнесла Оливия Лундквист и указала на стул. – Сядьте.

Я продолжала стоять. Двое полицейских смотрели на меня так, словно готовы меня арестовать.

– Это вы успокойтесь, – сказал Хенрик. – Нашего сына чуть не сбили насмерть. Моя жена в состоянии тяжелого потрясения. От вашего поведения ситуация только ухудшается.

– Мы делаем свое дело, – ответил Матс Хедин. – Пожалуйста, сядьте, госпожа Видстранд.

– Мы с вами закончили, – заявила я, продолжая стоять. – Вы можете идти.

– Мы хотим, чтобы вы не покидали пределов города. И чтобы с вами в любой момент можно было связаться.

Я не ответила.

– Вы поняли, что сказал мой коллега? – спросила Оливия Лундквист, поднимая брови.

– Сейчас я хотела бы побыть со своим сыном. Если у вас нет ко мне других вопросов.

– Мы свяжемся с вами, – сказал Матс Хедин.

Он встал и вышел из палаты. Оливия Лундквист последовала за ним, но остановилась на пороге.

– С такими, как вы, всегда тяжело иметь дело, – сказала она.

– С такими, как я?

– С теми, кто считает себя лучше других.

Я сделала шаг к ней.

– Мне совершенно наплевать, нравлюсь я вам или нет. Единственное, что сейчас важно, – это мои дети.

Лицо Оливии Лундквист находилось всего сантиметрах в десяти от моего лица. На мгновение мне показалось, что она сейчас отпустит еще более язвительный комментарий или вовсе потащит меня в участок. Но вот я увидела, как один уголок ее рта растянулся в улыбке.

– Хорошо, – ответила она, повернулась и вышла.

Стелла

Хенрик обнял меня. Мы долго стояли обнявшись посреди палаты. Я прижималась щекой к его груди, чувствовала его дыхание. За последнее время так много всего произошло, что мы могли бы говорить об этом несколько дней, даже несколько недель. Но сейчас все слова излишни.