Корделия запирает дверь. Поворачивается к Луизе. Она вся светится от радости.

– Господи… Жду не дождусь Винни рассказать! – Она прикрывает ладошкой рот. – Обещаете… Обещаете, что дадите мне первой рассказать, хорошо?

– Обещаю.

У Луизы голова идет кругом.

– Я так и знала, так и знала! Никто, никто и никогда не может забыть Винни! – Корделия забрасывает ноги туда, где раньше стоял дорожный кофр. – Никто! – Она ложится на диван. – Обычные люди – сами знаете! Вроде Рекса. Она им не по плечу. – Она снова садится прямо. – Я знаю, что иногда моя сестра перебарщивает. Она глупая, безрассудная, тщеславная и слишком много о себе мнит. Но она не эгоистка, не такая.

– Да?

– Была бы Винни настоящей эгоисткой, она бы сделала себя счастливой. А Винни… ей никогда не хватает счастья. По-настоящему. Она не может быть счастливой, пока мир таков, каков он есть. – Она прижимает колени к груди. – Это первородный грех, знаете?

– Не понимаю.

– Вы прямо как Винни, – чуть улыбается Корделия. – Она терпеть не может, когда я ей высказываю подобные вещи. Она говорит, что ее от этого трясет. Но я считаю, что это единственный способ все объяснить. Мы виноваты во всем – и ни в чем, – вздыхает она. – Конечно, он не был бы ее достоин. И все же – а если бы и был? – Она рассеянно начинает заплетать волосы в косы. – В любом случае, – заканчивает она, – вот поэтому-то я и католичка. Вот… И мама от этого на стенку лезет.

Луиза пишет Рексу, пока Корделия в ванной:

Прости-прости-прости-прости меня.

Завтра все объясню.