Она объясняет, как Лавиния отправилась путешествовать автостопом в стиле Боба Дилана «алмазы и ржавь», ничего ей заранее не сказав, и оставила ее одну в квартире, которая даже не ее, и как Луиза разозлилась и наделала глупостей –
– Девчачьи закидоны, – заканчивает Луиза, – вот и все.
А еще Лавиния не рассказала Корделии о них с Рексом.
Корделия такая ранимая, говорит Луиза, и так яростно защищает свою сестру. Она понятия не имеет, почему Лавиния не рассказала Корделии всю правду, но ей кажется, что ей этого делать не стоит, потому что она к тому же не хочет становиться между ними. Самое важное – это убедить Корделию отправиться к родителям в Париж, потому что нельзя оставлять семнадцатилетнюю девчонку слоняться по квартире, делая вид, что она в Аспене, поскольку если Луиза ее разозлит, та запросто может рассказать родителям, что Луиза там живет, чего, конечно же, она делать не должна.
– Так что сам видишь, – с отчаянием заключает Луиза.
– Это какое-то безумие, – говорит Рекс. Он прав.
– Все очень запутанно.
– Не понимаю, почему бы тебе просто не съехать, – удивляется он, словно в Нью-Йорке найдется человек, который не подселился бы к Геббельсу, если не надо платить за жилье.
– Все очень запутанно, – повторяет Луиза.
– Послушай, – начинает он. – Я знаю… у вас с ней… свои заморочки. И я знать не желаю, в чем они состоят. Это все между вами. Но только не втягивайте в них меня.
Он говорит это так, словно Лавиния не умерла из-за него.
– Я просто не хочу и дальше порождать драмы, – отвечает Луиза.
– Да, уж в этом-то ты, блин, преуспела!
Луиза терпеть не может, когда он повышает на нее голос.
Она кладет руки ему на плечи. Целует его.
– Это ведь совсем ненадолго, – говорит она. – Просто… пусть все успокоится.
– И что с того? Мне притворяться, что я в нее влюблен, чтобы какая-то девчонка продолжала чувствовать себя счастливой?