Уже утро. Площадь Таймс-сквер по-прежнему забита людьми.

Теперь Луиза шагает быстрее, потом еще быстрее, и Корделия написала: «Я не сошла с ума. Моя сестра погибла». И все ее друзья из Экзетера твердят ей, чтобы она успокоилась, что она может им позвонить, если понадобится, и у Корделии настанет момент, когда она проверит телефон и среди всех этих успокаивающих выражений сочувствия заметит, что Луиза Вильсон тоже поставила ей лайк, но когда она щелкнет по нему, то обнаружит, что Луизы Вильсон не существует.

Луиза никак не может облажаться, поскольку она уже сотворила самое худшее, и, наверное, ее больше никто никогда не полюбит, а, может, это тоже нормально, потому что зачем же еще что-то поджигать, если не с целью сжечь. Может, ее найдут, а, может, ее никогда и не найдут, но Луиза надеется, что если ее кто-то найдет, этот кто-то окажется заслуживающим этого.

Луиза надеется, что этим кем-то окажется Корделия.

Теперь у Луизы остался доллар сорок шесть центов мелочью. У нее есть фальшивые документы. У нее один комплект чистой одежды и такие темные каштановые волосы, что они почти фиолетовые.

У нее нет даже телефона.

Луиза продолжает шагать в глубь Таймс-сквер. Идет она очень быстро. Она сливается с толпой, и тут нам приходится вытягивать шеи, чтобы не упустить ее из поля зрения, потому что в этом городе так много людей, и у многих из них фиолетовые или каштановые волосы, здесь много, очень много белых женщин ростом примерно метр шестьдесят, довольно-таки худеньких, которые очень быстро идут или же одеты в черные легинсы, белые футболки под черными тонкими пальтишками, и тут Луиза или кто-то, кто вовсе не Луиза, заворачивает за угол или переходит улицу, и больше мы ее не видим.