— Почему?

— Он нашел улику. Но вместо того чтобы предъявить ее мне или Морану, побежал с ней к Бреслину.

— Непорядок, — сказал О’Келли. Он даже не попытался скрыть испытующий взгляд, направленный на Стива. — Ладно. Найдем другого. Держите меня в курсе. — После чего повернулся к нам спиной и аккуратно засунул пальцы в свой паучник, разводя листья и тщательно протирая каждый.

В коридоре Стив сказал:

— Нет никаких причин полагать, что в этом деле замешан кто-то еще, кроме Рори Феллона.

— Именно. Ноль целых, ноль десятых.

— А что там с тайным ухажером Люси? И с папкой в компьютере Ашлин?

— Я встречаюсь с Люси завтра утром. И сразу после этого позвоню Софи. Если всплывет что-то серьезное, будем пересматривать дело. — Я ничего не смогла поделать с угрожающими нотками, пробравшимися в последние слова. — Но в данный момент для этого нет ни единой причины.

— А ДНК на ее матрасе?

— Она там оказалась не в субботу вечером, а на простынях ее вообще не обнаружили. Так что отношения к делу ДНК с матраса не имеет.

Стив замер. Его взгляд был прикован к окну в конце коридора, к темному небу, разрисованному желтыми отблесками уличных фонарей. На меня он не смотрел.

— Ты сам видел Рори. Ты слышал его. Ты что, черт возьми, до сих пор сомневаешься?

Ответ занял у него слишком много времени. И я просто ушла.

Я надевала пальто, и меня вдруг как током ударило: за весь день Бреслин ни разу не попытался изобразить при мне продажного копа. Полагалось ощутить облегчение, но мне будто иголку под ноготь загнали. С какого перепугу за те пару часов, что я беседовала с бывшими парнями Ашлин, Бреслин поменял свои коварные планы? Ему же так прекрасно удавалось изображать продажного копа, и если бы не Блоха, я бы подставилась по полной и оказалась прямо у него в прицеле. А тут он, непонятно с чего, вдруг бросает столь удачно развивающийся проект. Так, прошерстим день: беседа с Маккэнном, рапорты практикантов, все, что могло бы заставить Бреслина изменить план, годится любая мелочь, из-за которой он мог догадаться, что я его раскусила. Пусто. Оставалась только одна возможность, и именно она была самой болезненной: Бреслин узнал, что этим заниматься больше не нужно. Слова, которые я собиралась сказать шефу, отдавали паленой шерстью, их тень уже легла на мое лицо. Бреслин, с его инстинктами, обострившимися за двадцать лет детективной работы, понял, что нажимать на курок нет смысла. Меня уже пристрелили.

13

13

Всю дорогу домой я словно ждала чего-то, или кого-то — не то дорожного патрульного, не то человека в черном, который вынырнет подле машины, как только сверну в проулок, не то Блоху, высунувшего голову из кухни. Никто не появился. Моя улица была безлюдна, дом тоже пуст, но на всякий случай я прошлась по комнатам.