Анника плотно закрыла глаза.

– У ее родителей была биотехнологическая фирма, «Селл Импакт». Когда они умерли, она унаследовала эту фирму и сразу ее продала, потому что ничего не понимала в биотехнологиях. На деньги, вырученные от продажи, они купили таун-хаус в Новой Андалусии.

– Возможно, коллеги в Стокгольме позвонят тебе, чтобы формально допросить, а для меня пока достаточно. Ты должна сохранить все это.

Анника оперлась о кухонный стол.

– Подожди секунду. Сведения уже обнародованы? Мы можем написать об этом в газете?

– Тебе надо связаться с пресс-центром полиции. Все, что я тебе сейчас сообщил, – это неофициальные данные, надеюсь, ты это понимаешь.

– Еще одно, – сказала Анника торопливо, боясь, что передумает. – Почему ты не сказал мне, что женат?

В трубке наступила тишина.

– Но, Анника, неужели ты чувствуешь себя обманутой?

Она откашлялась.

– Нет, – ответила она, – я чувствую себя порочной.

Существуют определенные границы. Она никогда не станет такой, как эта сучка София Гренборг.

– Мария знает. Не все и не знает с кем, но это и не важно. Важно, что я никогда ее не оставлю. В этом она уверена.

«В том, что ты сам себя обманываешь? – подумала Анника. – В один прекрасный день ты встретишь женщину, перед которой не сможешь устоять, и тогда твоя жена останется с носом на своей Энгслюккевеген».

В трубке снова наступило молчание.

Надо рассказать ему о Сюзетте, о сообщениях, о том, что она, возможно, жива.

– Есть что-нибудь еще? – спросил Никлас Линде.

Анника не ответила.

– Тогда пока. Береги себя.

Он отключился.