Она подняла руки и сделала несколько грациозных движений, закрыв при этом глаза. В ней появилось что-то колдовское, словно она в этот миг существовала в другой реальности, в каком-то ином мире, не в шведском доме для престарелых, а в другом времени и в другом измерении. Анника долго смотрела на нее и уже начала отчаиваться.

– Где твои родители? – спросила она.

Женщина оцепенела и открыла глаза.

– Мне нельзя говорить об отце и матери.

В глазах ее появился страх.

– Почему?

– Мне запретили дядя Гуннар и тетя Хельга.

Старуха скрестила руки на груди, засунув под мышки ладони.

– Мне ты можешь об этом рассказать, – сказала Анника.

Женщина подобрала под себя ноги и съежилась на диване. Потом энергично тряхнула головой.

– Он бьет меня, если я начинаю говорить об отце или матери.

– Кто?

– Дядя Гуннар.

Голос ее стал бесцветным и монотонным, она говорила, глядя перед собой в одну точку.

– Я приехала в Швецию на белых автобусах, которые граф Фольке Бернадотт и Шведский Красный Крест великодушно выделили для спасения гонимых, – монотонно произнесла она.

– Но это же неправда, – возразила Анника.

Ханнелора Линдхольм метнула на нее быстрый взгляд, но ничего не сказала.

– Тебя заставили лгать, но зачем?

Женщина жалко заморгала. Было такое впечатление, что она вот-вот расплачется.