— «Хоппс 9», — сказал я. — Это растворитель и одновременно смазочный материал. Да, он действительно очень едкий.

— Ну, так вот. Эта жидкость постепенно вытекла и пропитала пальто. Слава богу, до пиджака она не добралась. У меня возникает проблема. Предположим, я выхожу из здания. Вокруг наверняка крутятся копы. Если меня останавливают, я предъявляю свою карточку на имя Джеймса Далаханти О’Нила и массачусетскую водительскую лицензию. Но это пятно слишком заметно и, кроме того, издает сильный запах. Далласские полицейские наверняка разбираются в оружии. Короче говоря, проблема. Выбравшись из ниши, я снимаю пальто и сворачиваю его. Оказывается, в этой нише хранятся ковровые дорожки, и я сую пальто под них, так что его не видно. Из-под такой груды этот запах не должен ощущаться, а со временем он и вовсе рассеется. Таким образом, я остаюсь в пиджаке, под которым должен спрятать полоску ткани с разобранной винтовкой, а он для этого недостаточно длинен. Я решаю незаметно выбраться из здания, спрятать винтовку где-нибудь за мусорными баками, добраться до автомобиля, потом вернуться, немного поездить, чтобы убедиться в том, что на хвосте нет полиции, и забрать винтовку. Этот план я и осуществляю. Все проходит нормально. Оказывается, на улице полно народа. Книгохранилище ярко освещено. Люди приносят на холм венки и цветы. Вот, собственно, и всё.

— Думаю, у нас все в порядке, — сказал я. — Они твердо убеждены в том, что президента убил Алик, и он, вероятно, сам начинает в это верить. А пальто они никогда не смогут найти.

— Может быть, через год, когда все утихнет, вы захотите, чтобы я вернулся туда и забрал эту улику.

— С этим спешить не будем, Джимми. Посмотрим, как станут разворачиваться события. Остановятся ли они на версии Алика, или он им в конце концов надоест. Если она их все-таки удовлетворит, правда не откроется и через полвека. А теперь иди спать, и я тоже лягу. Нам остается лишь незаметно скрыться из Далласа и вернуться к обычной жизни.

Мы обменялись рукопожатием. Наконец-то впервые за последние двадцать четыре часа я почувствовал, как с моих плеч свалилось тяжелое бремя. Воздух вдруг стал чище и свежее. Я допил «бурбон» и только на этот раз испытал удовольствие. В моем сознании окончательно утвердилась мысль: мы сделали это.

Вот так все и произошло. Я смеялся каждый раз, когда читал о «разветвленных нитях заговора», созревшего в недрах правительства (американского, советского, какого-то еще), о тайных силах, разрабатывавших изощренные планы (самая смешная версия — тайная операция на теле Кеннеди, произведенная на взлетно-посадочной полосе аэропорта Эндрюс). Случилось то, что случилось, и в этом нет ничего необычного или исключительного. У нас был план, предусматривавший нечто совсем иное, возникли новые обстоятельства, мы применились к ним, прибегли к импровизации и, подвергнувшись огромному риску, осуществили задуманное. Нам представилась возможность, и мы использовали ее. Однако не смогли бы сделать это, если бы уже не занимались подготовкой другой операции. Все произошло неожиданно. Судьбе стало угодно, чтобы Джон Кеннеди проехал в двадцати пяти метрах от здания Книгохранилища, но идиот Алик не смог попасть в него даже на такой дистанции. Тем не менее мы достигли своей цели. Было допущено множество ошибок, но нам сказочно повезло. То, что мы совершили, представлялось нам — по крайней мере, мне — нравственным поступком. Я считал, что исполнил свой долг.