Сейчас она сидела у его ног, и Эндрю видел только ее макушку, опрятные, чистые, ничем другим не примечательные волосы и совсем чуть-чуть — оправу ее очков. Он глядел на все это, почти ненавидя ее. Снова здесь была миссис Тэтчер. Неужели женщины не могут оставить все таким, как есть? «Она любила тебя. Безумие сомневаться в этом хоть на мгновение». Чтобы защититься, он повторял про себя эту фразу с издевкой; он подумал о письме, о Неде, обо всех сомнениях и подозрениях своей супружеской жизни. Если он и был глупым, доверчивым дураком в прошлом, то последним унижением стало бы позволить себе оказаться малоумным сейчас. Но, зная себя, он все-таки понимал, что отказаться от надежды было выше его сил. Как бы он ни старался притворяться, его любовь к жене казалась еще более навязчивой, чем когда-либо прежде, и вопреки всей совокупности улик, вопреки даже большей очевидности, которая могла бы встретиться ему, единственное, чего он хотел, — это поверить тому, что сказала Розмари.

Она любила тебя. Безумие сомневаться в этом хоть на мгновение.

Он поднялся с кресла. Розмари повернула голову, чтобы видеть его. Он пересек комнату и взял сигарету из жадеитовой коробки на кофейном столике. Когда он прикуривал, его глаза смотрели на жадеитовую коробку, и тут у него возникла вполне оформившаяся идея.

Он обернулся к Розмари.

— Может, ты и права.

Она вскочила с пола и поправила юбку.

— Относительно чего?

— Относительно Маурин и письма. Возможно, она действительно послала его по неверному адресу и оно вернулось к ней, а возможно, она никогда даже и не отправляла его. Возможно, по какой-то причине она в самом деле хранила его, и если она хранила, то лучше всего для этого подходила ее шкатулка с драгоценностями, которую она всегда запирала. Шкатулка пропала. Нед не брал ее. Так он мне сказал.

Он почувствовал, как в нем закипает возбуждение, что-то вроде маниакальной бурной радости. Розмари надевала туфли. Неожиданно она замерла, так и не надев вторую туфлю.

— Ты имеешь в виду, что кто-то, кому нужна была шкатулка, убил Маурин, обнаружил письмо и положил его рядом, чтобы подставить тебя?

— А разве так не могло быть?

— Да, да, разумеется. — Лицо Розмари оживилось. — Тогда все, что тебе остается сделать, это убедить полицию, что они должны сосредоточиться на шкатулке, не правда ли? И вовсе нет необходимости упоминать о Недди.

— Нет.

— И… и обо мне, и о Недди, и о Маурин, желавшей вмешаться. Ах, Эндрю, я знаю, это ужасно и эгоистично, но ведь ты не такой, как Маурин, да? Ты же не считаешь, что обязан рассказать родителям и кому бы то ни было о глупых шалостях Недди. Им незачем знать об этом, а когда они познакомятся с Недди, то будут без ума от него. Я их знаю. И бессмысленно все портить и делать их несчастными ради непонятно чего.