Он крепче сжал отца.

Боль вспыхнула внезапно. Страшная.

Тио охнул и отшатнулся, зашарил рукой по спине. Пульсируя, по рукам, по спине сбегала горячая влага. А в самое нутро пополз холод. Влага брызнула на пол. Обернувшись, Тио увидел, как Малкэй отходит, чтобы не забрызгаться. В руке у него был нож – не такой, как раньше, а тонкий, будто игла, и мокрый от крови. Крови Тио. Он попытался поднять оружие, но пистолет показался вдруг слишком тяжелым.

– Извините. Вы не оставили мне выбора, – сказал Малкэй.

Тио опустился на колени, свесив голову, глядя на гранитный пол, где растекалась лужа крови. Было так холодно! Так страшно, жутко и одиноко было только в детстве, когда Тио прятался на маковом поле, мучимый лихорадкой от дроби, засевшей в ноге.

Он повернул голову, стараясь посмотреть на Рамона, и увидел его, торжествующего, упивающегося победой.

– Я горжусь тобой, – проговорил Тио, держась за сердце, будто разрывавшееся пополам. – Я никогда не думал, что ты на такое способен.

Затем стужа выдавила последнюю крупицу тепла, и Тио бессильно осел на пол, мокрый от крови – алой, как маковые поля детства.

75

75

Когда Тио лицом ударился о бетонный пол, Холли вскрикнула.

Соломон повернулся. Она глядела, побледнев до жуткой, почти молочной белизны. Должно быть, никогда раньше не видела, как прямо на ее глазах убивают человека. Скорее всего, впадет в шоковое состояние, когда сознание отгораживается от действительности, вместо того чтобы принять и осмыслить ее. Соломона же это вовсе не взволновало. Его странному разуму зрелище того, как человеку протыкают сердце и он истекает кровью, вовсе не казалось экстраординарным.

– Король умер, – проговорил он громко, так, чтобы слышали все. – Да здравствует король! Но надолго ли?

– Ты что такое говоришь? – спросил Рамон.

Его глаза, абсолютно пустые, походили на дыры в никуда.

– Убийцы королей редко бывают долгожителями. Наверное, потому, что их правление начинается с яркой демонстрации непрочности королевской власти.

Рамон подошел так близко, что Соломон ощутил его дыхание на лице.

– Знаешь, ты еще висишь, привязанный. Умней было бы выказать мне хоть какое-то уважение. Но тебе повезло оказать мне услугу: подвернуться в нужный момент и привлечь столько внимания. Ты был как жирный червячок на крючке, который я приготовил для папочки.

Рамон поглядел на труп, лежащий в расползающейся луже крови:

– Но я уже вытащил рыбу. Думаю, наживка мне больше не нужна.