Похоже, Женю это еще сильнее напугало.
— Но как это? Зачем? Чего-то потребовали? Выкуп? Прекращения следствия? Или чтобы ты подал в отставку?
Тот отрицательно покачал головой.
— Может, следовало бы все это сделать достоянием общественности?
— Я хотел быть хитрее. Но, похоже, вскоре так и сделаю. Все остальные варианты у меня кончились.
— Я могу тебе как-нибудь помочь?
— Кто может быть близким для пятилетнего ребенка. Настолько близким, что этот ребенок предпочитает нарисовать себя с этим «некто», а не с родителями.
Женя поглядела на него так, как глядят люди, уверенные, что близкие им люди как раз сходят с ума.
— Я серьезно спрашиваю. Кто? Кто-то из родственников?
Он огляделся по закусочной в поисках семейств. Дети. Кого они держат за руку. Но в это время жареного цыпленка лопали, похоже, сплошные гимназисты, слишком молодые и глупые, чтобы думать о пищеварительном тракте и о влиянии канцерогенных веществ на организм.
В одном углу сидел отец с дочкой, на глаз — лет восьми. Возле кассы стоял следующий, с двумя сыновьями-близнецами. Один пацан пытался сбить шапку с головы другого, назревал скандал.
В дверях появилась мамаша с тремя детьми. Она, довольно полная, явно не сторонящаяся от жареного в глубоком жиру цыпленка. Детей она, похоже, от этого зла защищала, или же они унаследовали метаболизм от отца, который вошел сразу же за ними. Низенький, худой как щепка, замученный. Ни ее нельзя было назвать красавицей, и он не красавчик, а вот дети удачные. Парень и две девочки, на глаз — от пяти до десяти лет.
— Я в туалет, — замученным голосом сообщил мужчина. — Держитесь мамы, хорошо?
Худой тип исчез, женщина же уставилась в меню, как будто видела его впервые в жизни.
Женя стала отвечать на вопрос Шацкого:
— Тео, так ведь это же совершенно просто. Ты и вправду неисправимый холостяк, раз спрашиваешь об этом. Это брат или сестра.
Шацкий застыл на месте. Он глядел на пару малышей, стоявших возле матери, и увидел тот прекрасный жест, сопровождающий человека с древнейших времен. Жест доверия, привязанности, безопасности. Исполняемый автоматически, без раздумий, единственный в своем роде символ дружбы и любви — жест, когда рука ребенка тянется к ладони старшего родного человека.
Невероятно, подумал он. Это невозможно, чтобы я совершил такую ошибку.
Единственная официальная база данных, которую он не проверил. Единственная, но в данном деле с самого начала наиважнейшая, вполне понятным образом ключевая.
Семья. Брат. Сестра. Месть.