Шацкий, соглашаясь, кивнул. Еще в тот самый вечер, возвращаясь домой, он понял значение смерти Виктории. Девушка руководствовалась не общественной справедливостью. Ее месть имела личный мотив, из-за чего, раньше или позднее, а скорее всего — раньше, проверяя очередные базы данных, они, в конце концов, вышли бы на нее и арестовали. Что представляло собой угрозу для всего предприятия.

Ее смерть сделала практически невозможной выяснение дела Наймана. И Фальк был прав: это был логичный выбор. Наверняка он объяснял это девушке настолько тщательно, что она верила в его объяснения сильнее, чем в собственные мысли. Точно так же, как ранее он подсунул ей материалы ее семьи и умело подпитывал ненависть и жажду мести. На сколько лет вперед планирует преступный гений? Сколько комбинаций ходов на шахматной доске он в состоянии предвидеть? Наверное много.

— Почему я? — спросил Шацкий.

Фальк повел глазами, словно куда-то спешил.

— Ну вы же знаете, — ответил он. — Потому что вы могли открыть правду. Избавление от вас, признаюсь, было упражнением, требующим много умственных усилий. Убийства вы бы никогда не оправдали. Вы являетесь, вы были, одним из величайших праведников среди известных мне людей. Подкуп в игру никак не входил. Для многолетних манипуляций и обманов вы слишком умны, мы могли бы попасться по самой глупой ошибке. А так? У нас имеется видеозапись смерти Наймана, которая в течение долгих десятилетий будет выполнять свое учебное задание, если ее показывать соответствующим людям. Со смертью Виктории потерялся последний ведущий к нам след. Вы — в качестве убийцы — уничтожены как человек, с вами конец как с прокурором, вы лишены какой-либо веры в качестве свидетеля. Идеальное решение.

Шацкий кивнул.

Все это было правдой.

— Поймете ли вы, если я скажу, что целью этой инсценировки, на самом деле, вовсе не было выведение вас из игры?

Шацкий удивленно глянул на асессора.

— Это логичный выбор, — продолжал Эдмунд Фальк. — Нам нужен некто по-настоящему исключительный. Праведный, справедливый, харизматический и бескомпромиссный. И при всем этом — опытный следователь.

— Для чего нужен?

— Для того, чтобы нас повести.

Шацкий вздохнул.

— А вам не приходило в голову просто попросить?

— А что бы вы на это ответили?

— Естественно, что в первую очередь бы не согласился, потом начал следствие, разогнал бы всю вашу идиотскую шайку на все четыре стороны, а вас посадил за решетку ради предостережения всех психов со склонностью к самосуду.

— А что вы скажете сейчас?

— Сейчас я попросту не соглашусь, — солгал прокурор.