Доу задумчиво потирал руки, погрузившись в воспоминания:

— Ты был чистым листом, и мне нужно было решить, что с тобой делать. Я мог превратить тебя в горбуна или в карлика с приплюснутой в виде баклажана головой; поломать и заново срастить причудливым образом хребет, превратив в подобие паука.

Изувер-хирург говорил так, словно речь шла о пошиве костюма или изготовлении модного аксессуара:

— Я мог изуродовать тебе лицо — сделать косым, косоротым, пучеглазым, растянуть рот от уха до уха, удалить дёсны или вместо носа соорудить свиной пятачок — так, чтобы при одном взгляде на тебя люди испытывали неудержимый приступ хохота. Мне было под силу заставить тебя всю жизнь говорить уморным петушиным голоском.

Словом, я мог сотворить из тебя всё, что угодно, ибо постиг искусство, исчезнувшее в Европе, там, где оно ещё живо. Но у меня был знакомый, владелец одного из самых успешных цирков Европы…

* * *

До этого дня Ричард был уверен, что не помнит себя другим. Не помнит, как его калечили, не помнит боли. Но сейчас, слушая доктора, вдруг ярко увидел смутный образ из своих первых жизненных впечатлений. Как будто хранившийся на самом донышке сознания кусочек далёкого туманного прошлого каким-то чудом всплыл на поверхность. Вот какой-то человек, чьё лицо и весь облик воспринимались мутным пятном, гладит его по голове. Затем подносит к его губам чашку с горячим отваром и силой вливает в горло вонючую горькую жидкость. После этого он разворачивает укладку с вставленными в кармашки блестящими инструментами и берёт в руки кривой нож…

Ричард почувствовал сухость во рту и в волнении прошептал:

— Я помню вас!

— Ерунда! Ты не можешь ничего помнить — наставительно покачал головой хирург. — В таком возрасте дети ещё слишком малы, чтобы что-то запоминать. Кроме того, в отличие от варварских способов компрачикосов, я использовал наркоз. Твоя мать просила лишь об одном, чтобы ты не слишком страдал. И то, что я сотворил с тобой, является шедевром. Я соединил секреты мастеров Китая и Индии с новейшими на тот момент достижениями медицины и хирургии.

— Вы сказали, что моя мать знала о том, что вы собираетесь со мной сделать?! — перебил его Ричард.

— Лично я с ней не говорил, но мне передали её просьбу не слишком мучить тебя. А ещё назвать Ричардом, если переживёшь операцию. И как видишь, я исполнил, как первое, так и второе. Хотя риск действительно был огромный.

Доу словно ждал слов благодарности. Ричард недоумённо с тайной дрожью взглянул на его руки с тонкими музыкальными пальцами, затем перевёл тяжёлый взгляд на благообразное и немного надменное лицо, на котором гордость собой и ностальгия сменяли друг друга при воспоминании и прошлом: