Мало кто знал о политических проблемах Фишеров-старших, и, разумеется, братья о них помалкивали.

– Их нет уже несколько месяцев. Пусть уж скорее возвращаются, не то не узнают вас. А вы куда собрались?

– В поход. Отправимся в Груневальд.

– Ой, там хорошо! Куда прохладнее, чем в городе.

Фрау Луц снова взялась за половик.

Братья спустились по лестнице, и Курт, глянув на Ганса, заметил, что тот снова помрачнел.

– В чем дело?

– Ты, видимо, уверен, что Берлин – царство дьявола. Но это не так. Здесь миллионы таких, как она. – Ганс кивнул на соседку. – Миллионы хороших, добрых людей. А мы бежим от них. Ради чего, спрашивается? Ради страны, где мы чужие, где говорят на чужом языке, где у нас нет работы. Ради страны, которая лишь двадцать лет назад воевала с нашей родиной. По-твоему, как там нас примут?

Опровержений у Курта не нашлось: младший брат попал в самую точку. Причин не ехать имелась еще добрая сотня.

Братья внимательно оглядели раскаленную улицу. Прохожих в такой час немного. Никто не обращал на них внимания.

– Идем! – скомандовал Курт и зашагал по тротуару, размышляя о том, что фактически не соврал фрау Луц.

Они с братом отправились в поход – только не к охотничьему домику в лесу к западу от города, а на чужбину, навстречу малопонятной новой жизни.

Звонок телефона испугал не на шутку.

В надежде, что звонит судмедэксперт по убийству в Дрезденском проулке, инспектор схватил трубку:

– Коль слушает.

– Вилли, зайди ко мне.

Короткие гудки.

Через минуту Коль уже шагал по коридору к кабинету Фридриха Хорхера, слушая, как бешено стучит сердце.

И что теперь? Главный инспектор на службе воскресным утром? Петер Краусс выяснил, что Коль сочинил байку про Рейнхарда Гейдриха и Гёттбург (свидетель был из Галле), дабы спасти пекаря Розенбаума? Кто-то подслушал какую-то небрежную фразу, брошенную Янссену? Сверху поступило указание сделать выговор инспектору, ворошащему убийство евреев в Гатове?