— Папа? — недоверчиво спросила Аннелизе.

— Мадам? Пришелся ли вам по вкусу ужин?

— Ужин великолепный. Но я не знала, что ты такой искусный повар. Где ты научился?

— Шеф-повар никогда не раскрывает своих секретов.

— Ты же не шеф-повар, папа.

— Скажем, когда старый горец сталкивается лицом к лицу с ужасным монстром, которого вы, горожане, называете «досугом», он либо находит себе какое-то занятие, либо попадает в сумасшедший дом.

Вечер получился незабываемый.

Шеф-повар преобразился в няньку, и пока мы с Аннелизе смаковали амаро[55], а я позволял себе затянуться сигаретой, Вернер уложил Клару спать.

Потом попрощался с нами.

Мы остались одни. Я любовался мягкой линией плеч Аннелизе, и молчание вовсе не тяготило меня, даже наоборот.

Целый миг я чувствовал себя чуть ли не на верху блаженства.

Аннелизе встала, поцеловала меня в щеку.

— Спокойной ночи.

Аннелизе поднялась по лестнице, и я услышал, как она входит в спальню и закрывает за собой дверь.

Ничего другого я и не ожидал, но сердце все равно болезненно сжалось.

И все-таки не было сарказма в моих словах, когда я, подняв бокал к потолку, проговорил:

— С Днем святого Валентина, любовь моя.

4

День за днем я видел, как Клара поправляется. Чтобы понять это, мне не нужно было заключение врача, хотя в назначенные дни мы неукоснительно привозили девочку в больницу для осмотра. Мешки под глазами пропали, и она прибавила в весе, который потеряла после несчастного случая.

Мы возобновили наши прогулки. В горы было не подняться, но Вернер научил нас пользоваться снегоступами, и мы с восторгом бродили по лесам вокруг Зибенхоха. Как это здорово — ступать по снегу, болтать, наблюдать, как птицы перелетают с ветки на ветку, искать места, где белка прячет орешки (мы так ничего и не нашли, но Клара уверяла, будто видела домик гнома). Я старался не утомлять ее, превратившись внезапно в заботливого, хлопотливого родителя. Боялся, что она споткнется, вспотеет, устанет. Кларе такое внимание нравилось, но когда я слишком ей надоедал, она бросала на меня свой особенный взгляд, и я тогда понимал, что становлюсь хуже моей мутти, вечно озабоченной по поводу сквозняков. Так я старался искупить вину.