Около половины седьмого Вернер появился у нас, нагруженный продуктами, поздоровался и без лишних слов скрылся в кухне вместе с Кларой. Аннелизе снова стала смотреть телевизор, я же опять залез в свою нынешнюю нору, где часами глядел в потолок и пытался что-то читать.

Бесполезно. Мысли мои блуждали. Я как будто шел по канату. Под ногами разверзалась бездна одиночества. Вернер все увидел правильно: тишина не подходила мне. Мне не улыбалось провести остаток жизни, лежа на раскладушке (как сейчас) и вслушиваясь в звуки дома, из которого ушла жизнь.

Когда я в последний раз слышал, как Аннелизе смеется? Слишком давно.

Погруженный в такие мрачные мысли, я не заметил, как прошло время. Около восьми ко мне постучали. Показалась Клара. На ней было элегантное огненно-красное платье, волосы стянуты обручем. Я подметил, что и глаза у нее накрашены. Пленительное сочетание забавного и прелестного.

— Привет, малышка.

— Господин Сэлинджер, — проговорила она самым светским тоном, — ужин готов.

Я вытаращил глаза:

— Что ты сказала?

— Ужин, — повторила она, теряя терпение, — ужин подан, господин Сэлинджер.

— Ужин… — тупо пробормотал я.

— И наденьте галстук.

— У меня нет галстука, золотце. И я не понимаю, что…

Сделав несколько шагов, Клара подошла ко мне совсем близко. Поскольку я сидел, наши глаза оказались на одном уровне. В ее глазах я прочел решимость, какую девочка могла унаследовать только от матери. От Аннелизе. Клара уперлась кулачками в бока. Просто до ужаса милая.

— У тебя есть галстук, папа. Чтобы через пять минут ты был готов. Поторопись.

И она величественно удалилась.

Галстук нашелся.

Спустившись вниз, я обнаружил, что Вернер все устроил с размахом. Посредине салона больше не стояло мое любимое кресло. На его месте появился стол, накрытый на двоих. Белоснежная скатерть, раскупоренная бутылка вина (я взглянул на этикетку: крафусс 2008 года, наверное, стоит целое состояние), даже свеча, чей яркий огонек выделялся в полутьме, в которую была погружена комната.

За столом сидела Аннелизе.

У меня перехватило дыхание. Она была просто прекрасна.

На ней было маленькое черное платье, напомнившее мне премьеру второго сезона «Команды роуди», — вечер, который она окрестила своим «дебютом в обществе» (когда мы вошли в тот кинозал на Бродвее, все, даже мистер Смит, поразевали рты, а Аннелизе в ужасе шептала: «Не бросай меня одну, не бросай меня одну, не смей бросать меня одну»); нитка жемчуга, чтобы подчеркнуть изящество гибкой шеи; волосы собраны на затылке в безупречный узел.