– Ты не имела права упоминать о Томе, – еле сдерживаясь, сказала я Карле.

Мы быстрым шагом шли на работу. Мне вспомнилось, как много лет назад мать тащила маленькую Карлу к автобусной остановке.

– Это наша сугубо личная, частная жизнь, – продолжала я, кипя от ярости после оскорбительной статьи.

– Извините, – процедила Карла. В ее тоне не слышалось ни малейшего сожаления. Она выпятила подбородок, казавшийся острее обычного, почти как у кошки. – Но ведь это же правда!

– Том находится там, где ему лучше, – сказала я, с трудом сохраняя самообладание.

Карла дернула плечиком:

– Мы в Италии держимся семьей, независимо от обстоятельств. Я считаю, так правильнее.

– Ты сейчас живешь в Великобритании. – Я даже поперхнулась от ее наглости.

Мы уже входили в офис, и я не могла продолжать этот разговор, но через несколько часов получила записку от сотрудника:

К СЧАСТЬЮ, НЕ УСПЕЛИ ОТПРАВИТЬ КЛИЕНТУ – СТАЖЕР ЗАМЕТИЛ ОШИБКУ. ПОЖАЛУЙСТА, ИСПРАВЬТЕ ПОДЧЕРКНУТОЕ.

Я допустила ошибку, оформляя документы о мошенничестве одной компании, – небольшую, но довольно серьезную. А внимательный стажер, согласно инициалам под исправлением, оказалась нашей итальянской «гостьей».

Вечером на меня налетел Эд:

– Почему ты так отвратительно говорила с Карлой о Томе?

Внутри у меня все похолодело. Я почувствовала себя старостой в школе, получивший выговор от учителя за то, что настучала на девчонку, курившую в туалете. Почему меня винят за поведение Карлы?!

– Потому что она не должна была упоминать о Томе, равно как и о том, что он находится в специальной школе. Это наше частное дело.

– То есть наш сын относится к категории «Не открывать»? Ты его стесняешься, что ли?

Такая несправедливость вывела меня из себя.

– Ты прекрасно знаешь, что нет! Как, по-твоему, ты бы смог работать, если бы Том жил здесь? Ты бы смог сосредоточиться, если бы он ходил по студии и спрашивал, почему краску называют краской, или выдавал познавательную информацию по Моне Лизе или Джону Сингеру Сардженту?