– Хотела посмотреть тебе в глаза. Сказать, что́ я на самом деле о тебе думаю. – На глазах у меня выступили слезы. – Бедный Эд! Он не заслужил такой смерти, и ты заплатишь за это, Карла, пусть это будет последнее, что я сделаю в жи…

С горящими глазами она бросилась на меня с силой, которой я от нее не ожидала. Я оттолкнула ее, но споткнулась о стул красного дерева с плетеной спинкой, купленный мной когда-то на аукционе. Его Карла у меня тоже забрала.

Защищаясь, я резко выставила руки вперед – ключ и перчатки полетели в разные стороны.

Высверк металла.

Оглушительный грохот в ушах.

– Сейчас пять часов, и в эфире выпуск новостей…

Радиоприемник весело тараторит с соснового комода, заставленного фотографиями (отпуск, выпускной, свадьба). Рядом – красивое голубое с розовым блюдо и недопитая бутылка «Джека Дэниэлса» за поздравительной открыткой.

Пронзившая меня боль была настолько острой, что казалась нереальной. В мыслях промелькнула целая череда вопросов: что будет с Томом, если я умру? Кто его поймет? Как мама с папой переживут смерть второго ребенка?

Надо мной на стене висела картина с белым итальянским домиком, который очень украшают карабкающиеся по стенам бугенвиллеи, – память о медовом месяце. Эту картину мне помог нарисовать Эд.

Прошел уже час, а я по-прежнему лежу у стены. Ноги онемели. Я истекаю кровью и жду. Кровь струйкой стекает с головы, разбитой о стену. В груди страшно болит – неужели еще и инфаркт? Серебряный браслет, подаренный Эдом в медовый месяц, – вопреки всякой логике я ношу его не снимая – впился в тело, потому что я неловко упала. Подвернутая щиколотка, которая вначале только ныла, разболелась не на шутку.

Запах гари стал слабее. Горит что-то резиновое – так пахнет, когда жгут покрышки. Неужели она сожгла перчатки?

Если Карла их сожгла, доказательств больше нет. А если Джо расскажет про ключ, посадят скорее меня, чем ее.

Карла