Однако это было не так. Было лишь недоумение, из-за которого он лишился дара речи. Уверенность, с которой это было сказано… Словно Бурте стоял рядом и все видел.

Так оно и было – конечно, в переносном смысле. То, что он описывал Рудольфу Гровиану, было, по его словам, внутренним убеждением Коры Бендер. Будучи опытным и внимательным наблюдателем, Бурте умел извлекать крупицы правды из огромной кучи лжи.

– Боюсь, – сухо произнес Рудольф Гровиан, – что из этой истории вы извлекли ложь. Не знаю, зачем она рассказывает вам этот бред. Но по времени не сходится. Она была…

Он хотел сообщить профессору о том, что только что выяснил. Что после дня рождения Магдалины был подвал, а потом сразу же наступил октябрь. Бурте оборвал его небрежным взмахом руки. Дело не во времени. И даже не в проституции. Нет никаких причин так кипятиться.

Речь идет лишь о смерти Георга Франкенберга, о мотивах Коры Бендер и о ее благоразумии. Последнего не было. Кора Бендер невменяемая. Ее нельзя привлечь к ответственности за содеянное. Дело было не в мужчине и его поведении. Триггером послужила женщина.

В этот миг Рудольф Гровиан услышал слова Коры: «Мужчине просто не повезло: он лежал сверху».

Тем не менее полицейский покачал головой.

– Не знаю, из чего вы это заключили, господин Бурте. Вы допускаете огромную ошибку, с кондачка отметая сцену в подвале. Я слышал о ней уже дважды! А я тоже опытный и внимательный наблюдатель. В некоем подвале госпожу Бендер изнасиловали и едва не убили двое мужчин. В процессе была убита девушка, вполне вероятно, что это сделал Георг Франкенберг. Именно поэтому он должен был умереть.

К этому моменту профессор Бурте полностью успокоился. Он откинулся на спинку кресла, смерил полицейского задумчивым взглядом и поинтересовался:

– А на чем основана ваша уверенность? На словах госпожи Бендер? Или у вас есть доказательства?

Нет, черт побери. Он опирался только на слова. Парочка тут, парочка там. Хорсти Кремер, Мелани Адигар и Джонни Гитарист! Пока даже неясно, действительно ли Ганс Бёккель и Джонни Гитарист – одно и то же лицо. А Бёккель был единственным связующим звеном с Франкенбергом. Нельзя ведь в суде выдвигать в качестве аргумента «Song of Tiger»!

– Вам жаль ее, – заявил профессор Бурте, когда Рудольф промолчал. Это было похоже на приговор и повисло в воздухе, словно неоспоримый факт. – Вам хочется ей помочь, и вы стараетесь найти ее действиям рациональное объяснение. У вас есть дочь, не так ли? Сколько ей лет, господин Гровиан?

Когда ответа снова не последовало, Бурте кивнул сам себе, словно подтверждая собственные слова, и опять заговорил отеческим тоном, который довел Рудольфа Гровиана до бешенства.