Самая маленькая толпа собралась рядом с заведением, к двери которого вела короткая лесенка. У обочины стоял блестящий черный «Мерседес» с водителем за рулем. Музыку, доносившуюся изнутри, приглушали стены, но я уловил резвые басовые ноты и энергичные звуки барабана. Поэтому поднялся по ступенькам, заплатил пять баксов и вошел внутрь.

Два выхода. Один – через дверь, в которую я вошел, на другой указывала стрелка в конце длинного темного коридора с туалетами в задней части заведения. Зал был узким, примерно девяносто футов в длину, барная стойка слева, недалеко от входа, несколько обитых тканью скамеек в форме подковы; дальше – столики, случайным образом расставленные на открытом пространстве, где, судя по всему, в другие вечера устраивали танцы. И сцена с оркестром.

Оркестр выглядел так, будто его собрали случайным образом в результате ошибки агентства по работе с музыкантами. Басист, плотный, далеко не молодой чернокожий тип в костюме с жилетом, пощипывал струны стоявшей вертикально бас-гитары. Барабанщик, громадный старик, удобно устроившийся около своих инструментов, вполне мог быть его дядей. Вокалист также играл на гармонике и был старше басиста, но моложе барабанщика и крупнее обоих. Лет шестидесяти, сложенный для комфортной жизни, а не спортивных достижений.

Гитарист отличался от них по всем параметрам – молодой, белый и совсем небольшой. Может, лет двадцати, рост около метра семидесяти, примерно шестьдесят килограммов весом. Он играл на роскошной голубой гитаре, подсоединенной к новенькому усилителю; инструмент и электроника вместе создавали резкие, сильные звуки, наполненные пением космоса и похожие на эхо повторениями музыкальных фраз. Я решил, что усилитель стоял на одиннадцати, потому что звук был невероятно громким и заполнял весь зал, так что казалось, будто там уже не осталось места.

Но получалось у них здорово. Трое черных музыкантов оказались настоящими профессионалами, белый паренек знал ноты, а еще – когда, как и в каком порядке следует их играть. Он был в красной футболке, черных брюках и белых кроссовках. На лице у него застыло серьезное выражение. Мне показалось, что он иностранец, возможно, тоже русский.

Первую половину первой песни я потратил на изучение зала, считал посетителей, рассматривал лица, обращал внимание на язык тел. От старых привычек трудно избавиться. Я заметил двух мужчин, сидевших за столом неподалеку от меня с опущенными под столешницу руками. Один продавал, другой покупал; сделка совершалась на ощупь и подтверждалась вороватыми взглядами. Официанты обманывали хозяина бара, торгуя купленным в магазине пивом из ледника. Две из трех бутылок были вполне законными, из холодильного шкафа, третья – их собственной. Мокрая этикетка и огромная разница.