– У меня нет никаких дружков. «А я к неведомым пойду, кто вовсе не рожден…»[17]. И до машины времени мне нет дела. Хоть передеритесь из-за нее в этом мире, где никогда не было Шарлотты Синклер.
– Надеюсь, они вас не сотрут! – вставила Дафна.
– Живи вместо меня, малышка, – донесся слабый голос Шарлотты. – Не увлекайся выпивкой.
Аппарат громко щелкнул, и в трубке воцарилась тишина. Гольц выключил телефон и обратился к потолку:
– Она говорит искренне. Если Моссад и использует Шарлотту как приманку, чтобы добраться до нас, то без ее ведома. Фред, пристегни девочку к трубе.
– Она с ними, – прозвучал голос Раскасса, напомнивший Дафне шар боулинга, который катится по битому стеклу. – Иначе я бы ее увидел, а сейчас не вижу. Значит, они дали ей защитный амулет.
– Кстати, об амулетах, – заговорил Гольц. – Возьмите у девочки отпечатки.
Канино кивнул и, ткнув пальцем в лоб, прошел к плите и достал из белой эмалированной кастрюли стеклянную пластину размером с квадратный фут. С края пластины стекала длинная блестящая струйка прозрачного масла. Протерев лицевую и изнаночную стороны стекла ветхим полотенцем, он протянул Дафне стеклянный квадрат.
– Не прижмешь ли к ней ладошки, детка?
Дафна прижала, после чего, взяв у него полотенце, принялась заскорузлой тряпкой оттирать с рук масло.
– И еще, – продолжал Канино, – я возьму у тебя тонюсенькую прядку волос. – Щелкнув складным ножом, он срезал несколько темных волосин. – Спасибочки.
Фред снова отвел девочку к вертикальной трубе и защелкнул наручники у нее на запястье.
– Примем как данность, что Шарлотта с ними, – заговорил Канино, приклеивая волосинки к маслянистому стеклу. Вытерев руки, он отбросил полотенце в угол. – И что они приедут вместе с ней – изображая группу прикрытия, но с намерением оттеснить ее и захватить
– Фред, – сказал Гольц, махнув рукой в сторону каталки, – ты не мог бы…
Фред прошел к каталке и откинул край одеяла.
– Вот дерьмо! – вырвалось у него. – Это женщина!
От изумления Канино разразился смехом.
– И где же вы, шуты гороховые, оставили беднягу Дениса?
– Идиоты, это я и есть! – От голоса Раскасса загудели сбивалки и даже стена. – Однажды я был женщиной, – после паузы голос продолжал уже тише: – И видимо, снова вернулся к этому.