Маррити закрыл глаза и мысленно повторял:

Не впускай его, ничего не говори. Не дай ему себя обмануть.

Обливаясь потом, он понял, что больше всего его грызет тревожное осознание того, что его собственное постаревшее «я» находилось сейчас с Палм-Спрингс, участвуя во всем этом или как минимум не мешая тому, что там творилось. Творилось с согласия родного отца Дафны!

– Шарлотта, – попросил он, – ты звонила им – позвони еще раз. Мне надо поговорить с тем… с тем стариком, которым я стал.

Пристально глядя на Мишеля, он четко произнес:

– Разрешите ей еще раз позвонить.

Мишел только вскинул брови и уставился на него осоловелыми глазами.

– Если этот триффид подберется к ней, – продолжал Фрэнк, – она будет так же связана с ним, как и со мной. (Или даже вместо меня, – с содроганием подумал он.) Им это ни к чему. Если я им объясню…

– Но ведь они не собираются стирать Дафну, – сказала Шарлотта. – Они согласились вместо нее взять меня…

– Все равно они при первой же возможности постараются удалить девочку, – заявил Мишел. – Это из-за нее законченная машина Лизерли лишилась важного компонента – фильма. – Он погрозил Маррити пальцем: – Это диббук, а не трибб и не триффид. А нам пора вызывать наших призраков.

– Это может даже пойти на пользу, – заметил Малк и, в ответ на обращенные на него взгляды, пожал плечами.

– Если мы заранее встряхнем духов, привлечем их внимание, позволив молодому Маррити поговорить со старым Маррити, они, скорее всего, охотнее соберутся на нынешний сеанс. Их привлечет парадокс – разительное нарушение нормального течения событий.

– Проследить звонок Весперсы не сумеют, – добавил Лепидопт. – Телефонная линия проходит через полдюжины рубильников. Да и психически они на нас настроиться не смогут, особенно здесь, – он неопределенно махнул на конические стены.

Помолчав, Мишел заговорил:

– Беседер[18]! Давайте звоните. С этого и начнем сеанс. Все мы уже достаточно пьяны. Вот…

Он вернулся к столу, перевернул лежавшее сверху письмо Эйнштейна, и из пластикового кармашка выпал конверт. Затем он неловко вытряхнул еще четыре конверта, передавая их Лепидопту, который по одному раздавал их остальным. Конверты потемнели от времени, и на каждом рукой Эйнштейна были написаны имя и адрес Лизы Маррити.