— Александр Дюма, — говорил между тем Бернард Торелл. — Он изучил все материалы следствия и суда над Беатриче. Все это в подробностях описано в «Знаменитых преступлениях», том первый, часть вторая. Глава называется «Ченчи».
Анника открыла глаза и посмотрела в лицо Бернарду.
— Ты находишь какую-то связь между собой и Беатриче, — сказала она. — Ты очарован ею, потому что сделал то же, что и она. Ты убил своего отца так же, как она убила своего.
Бернард Торелл вскинул брови и улыбнулся.
— Ты что-то сделал с машиной, чтобы они разбились, — предположила Анника. — Что ты сделал?
— Это была трагическая случайность, — ответил он.
— Откуда ты знал, что надо делать? — спросила Анника. — Ты же был тогда совсем ребенком.
Бернард Торелл пересек комнату, подошел к портрету, снял с него застекленную раму и стал восхищенно вглядываться в лицо женщины-ребенка.
— Шестнадцать, — сказал он, лаская взглядом картину. — Мне было шестнадцать лег, примерно столько же, сколько было Беатриче.
Боже мой, подумала Анника. Он — чудовище.
— Что же ты сделал с тормозами? — спросила она, неимоверным усилием воли заставив себя говорить спокойно.
Бернард повернулся к Аннике и махнул пистолетом в сторону дороги:
— Ты видела на улице красный «ягуар»? Модель шестьдесят третьего года. Я восстановил его целиком — до последнего болта, последней гайки. Я получил его в подарок от дяди, когда мне было четырнадцать лет. Перерезать тормозную магистраль в папиной машине было делом одной секунды.
Сердце Анники сильно забилось, и она вонзила ногти в ладони, чтобы выровнять дыхание.
— Зачем? — спросила она. — Зачем ты это сделал?
Бернард Торелл посмотрел на нее, и Анника вдруг сразу все поняла. Господи, как же это просто.
— Ты думаешь, что Альфред Нобель писал и о тебе? — спросила она. — Ты искренне считаешь, что литературное завещание Нобеля — это на самом деле история твоей жизни?