– И Чарли об этом не знала?

– Не знала.

– Почему?

– Это сложно, – огрызается Лекси. Она теребит выбившуюся нитку на своей повязке и тянет, пока повязка не начинает обтрепываться.

– Сложно? – взрываюсь я. – Это я тебе расскажу, что такое сложно. Твоя дочь лишила меня работы, моих отношений, убила мою кошку, а затем пыталась сжечь мой коттедж вместе со мной.

– Что? Как…

Я поднимаю руки, словно отбивая слова в ее сторону.

– Ты. Начинай. Говорить.

Лекси вздыхает так тяжело, что ее тело сотрясается.

– Видишь ли, я сказала тебе правду. – Мне приходится склониться к ней, чтобы слышать ее тихий голос. – О том, что Пол был отцом. Но он не знал, что я беременна, и не поэтому ушел. Он ушел, решив, что беременна его бывшая девушка, и хотел поехать домой и уговорить ее сделать аборт.

– Зачем?

Лекси замолкает так надолго, что я борюсь с побуждением схватить ее за плечи и вытрясти из нее слова.

– Ты слышала о синдроме Марфана?

– Нет.

– Это наследственное заболевание. Пол был его носителем. Он не хотел заводить семью. Не хотел рисковать, чтобы не передать свою болезнь. Я не слишком много о ней знала, но он сказал, что она может вызывать внезапную сердечную недостаточность, особенно во время перегрузок.

– Чарли. Гонка. – Я прикрываю рот обеими руками.

– Да. Вот почему я тебя винила. Если бы она не побежала, то, вероятно бы, не умерла. Во всяком случае, тогда.

– Но я же не знала…

– Знаю. И она тоже не знала. Я была несправедлива. Было легче винить тебя, чем смотреть на собственные ошибки. Я не знала, что она унаследовала эту болезнь. Есть симптомы, которые надо было отслеживать. Очень высокий рост…

– Она и была высокой.