– Не могу поверить, что она на это купилась.
– Ты помнишь себя в четыре года?
– Нет, – говорю я, подумав.
– У детей короткая память, они верят в то, во что ты хочешь, чтобы они поверили.
– Так что, когда Анна вышла с тобой на связь…
– Это был такой чертов шок. Я запаниковала. Не знала, что делать. Как сказать Чарли, что я все эти годы скрывала от нее сестру? Я старалась напиваться до бесчувствия.
– Думаю, тогда Анна, не получив ответной реакции, впутала меня. Помнишь те письма, что я получала?
Следует молчание. Вздох.
– Они были не от Белль.
– От Чарли? – Мой ужас нарастает. «Я совершила нечто ужасное». Как она могла?
– Нет, – качает головой Лекси. – Они были от меня.
– От тебя? – Я отшатываюсь, словно она меня ударила.
– Пожалуйста, прости меня, Грейс.
– Ты? Ты прислала мне коробку с собачьим дерьмом? Почему? – Меня трясет от ярости, и я сажусь на руки, чтобы не вцепиться в ее всклокоченные волосы и не выдрать их все до единого.
– Я тогда находилась в таком чертовом раздрае. Во время празднования твоего восемнадцатилетия вы пришли в мою комнату, когда я лежала в отрубе на кровати. Я услышала, как ты говорила Чарли, что поможешь ей разыскать отца, подначивала ее, и запаниковала. Только этого мне не хватало. Я подумала, что если отвлеку тебя, то ты об этом забудешь. Но ты не забыла. Все эти разговоры про шоу Джереми Кайла. Про «девочку из класса, которая нашла отца». Ты что, думала, я дура? После первого письма я не могла остановиться. Ситуация вышла из-под контроля. Я не хотела, чтобы Чарли с ним встречалась. Чтобы узнала, что у нее, возможно, есть болезнь, которая может ее убить. Чтобы заглянула в свидетельства о рождении и узнала о Белль. Я не хотела, чтобы она меня ненавидела. Я так ее любила. Но я же и согнала ее с места.
– Почему она уехала?
Лицо у Лекси бледно, как смерть, щеки ввалились. На верхней губе выступили бисеринки пота. Я рада, что она выглядит так же плохо, как я себя чувствую.
– Чарли убирала в шкаф мои туфли после новогодней вечеринки и нашла незаконченное письмо, которое я составляла, чтобы послать тебе, изрезанную газету и клей. Она была безутешна. Я пообещала, что перестану это делать. Умоляла ее никому не говорить. Она сказала, что не выдаст меня, и я решила, что все будет в порядке, но потом умерла Шиван.
– Она не просто умерла, а умерла от передозировки, потому что была так одинока. Ведь мы винили за письма ее. Никто с ней не разговаривал. Те наркоманы были ее единственными друзьями.