Его дом точно сошел с картинки на жестяной коробочке с печеньем. Крыльцо увито розами, и прочее в том же духе. «Как-то совсем не пришей не пристегни», – думаю я, в то время как Кейт решительно стучится в дверь.

А вот и он – профессор Уилл собственной персоной. Приветливо улыбается явившейся к нему незнакомке, то есть Кейт, а потом замечает рядом меня. Ему хорошо удается завуалировать свой шок, и, напустив на себя этакое обаяние любезности, он говорит:

– О, вот так сюрприз! Как поживаешь, Эмма? Что привело тебя сюда?

– Хочу поговорить с тобою, Уилл, – сухо отвечаю я.

– Любопытно, о чем? Сомневаюсь, что у нас с тобою есть о чем разговаривать.

Он явно начинает нервничать. Мимо калитки проходит сосед и приветствует его:

– Доброго дня, профессор Бернсайд!

И Уилл поспешно уводит нас в дом, чтобы не стояли у всех на виду.

«Боится публичной сцены», – понимаю я.

Он проводит нас в свою безвкусно убранную гостиную. На кофейном столике стоят чашка с блюдцем, рядом – поджаристый тост и мед. По дивану лежат разные воскресные приложения.

Уилл садится на диван, скрестив ноги по-турецки и явив нашим глазам свои желтые носки и загорелые икры.

– Итак, Эмма, кто это с тобой приехал? – спрашивает он, когда мы с Кейт пристраиваемся на краешках кресел.

– Моя подруга Кейт, – отвечаю я. Не хочу, чтобы он знал, что она из газеты, и Кейт согласилась тоже об этом не говорить. – Она привезла меня сюда, – добавляю в качестве объяснения.

– Здравствуйте, Кейт, – кивает Уилл и ждет, когда кто-то из нас что-либо скажет. И улыбается не переставая.

От повисшего в гостиной напряжения мне делается нехорошо, и я заставляю себя начать разговор.

– Я приехала поговорить с тобой о том, что произошло, когда мне было четырнадцать лет.

– Боже правый! Ну, тогда это надолго! Хочешь повспоминать о своем злобном вранье насчет меня или о своих истерических припадках? У меня до сих пор все это очень живо в памяти.

– Нет, о том, как ты меня изнасиловал, – слышу я собственный свой голос.

В это мгновение все вокруг словно замирает. Никто из нас не двигается с места и даже, кажется, не дышит. Слово «изнасиловал» как будто эхом отражается по комнате, отскакивая от стен с растительными узорами на обоях и разных пасторальных безделушек.