Но все же у нас имелся свидетель и улики, и пока не было никаких серьезных причин полагать, что они не изменят мнения даже тех присяжных, которые внутренне настроились с некоторым сомнением воспринимать обвинения против Либби Хатч; в конце концов, шериф Даннинг тоже поначалу скептически относился к версии обвинения, но совершенно изменил свои взгляды после заседания большого жюри. Памятуя обо всем этом, мистер Пиктон допоздна просидел в конторе вечером в понедельник, повторяя свою вступительную речь (кою должен был произнести на следующее утро) и график, в соответствии с которым он собирался предъявлять косвенные улики и вызывать свидетелей. Около полуночи миссис Гастингс попросила меня отнести в суд кое-какой еды, и там я обнаружил, что мистер Пиктон по-прежнему расхаживает, как умалишенный, курит, читает, повторяет вслух и вновь дергает себя за волосы на лице и голове, будто вознамерился причинить себе увечья. Сие зрелище заставило меня еще больше восхититься тем, как ему удавалось быть таким спокойным и собранным в самом зале суда; я понимал, что никогда не скажешь, где человек чувствует себя непринужденнее всего, – однако в этом случае разница между нервным, слегка чудаковатым малым, которого мы знали за пределами суда, и уравновешенным блестящим юристом, которого видели на рассмотрении дела против Либби Хатч, была столь непомерной, что просто сбивала с толку.

Но как бы там ни было насчет сбивания с толку, мистер Пиктон действительно всегда производил впечатление в суде, особенно в то утро, когда открыл слушание по делу Либби. В десять часов судья Браун стуком молотка распорядился начать заседание, и Ифегения Блейлок приготовилась резво записывать выступление мистера Пиктона. Когда помощник окружного прокурора встал, чтобы обратиться к присяжным, на его лице не было и намека на дьявольскую улыбку, что так бросалась в глаза во время предъявления обвинения и отбора жюри: он был сама серьезность, понимая, как мне кажется, что такая перемена настроения заставит присяжных заинтересоваться и с самого начала обратить на него особое внимание. Мистер Пиктон – в темном костюме, будто подчеркивавшем, что его владелец явился сюда по делу, в коем у него нет никакой личной заинтересованности, – прежде чем начать речь, где-то с минуту прохаживался перед скамьей присяжных; и открыл рот, лишь когда убедился, что лица всех двенадцати на этой скамье стали совершенно внимательными и, как говорится, восприимчивыми.

– Джентльмены, – начал он намного медленнее и меланхоличнее, чем было в его привычке, – вы слышали вынесенное штатом обвинение против подсудимой. Но помимо обвинения имеются и еще некоторые факты, о которых вам следует знать. – Он простер руку в направлении места защиты, не глядя на Либби Хатч. – Эта женщина недавно лишилась мужа, человека великой отваги, который ранее жертвовал здоровьем во имя благородных целей Союза и освобождения. Никому из вас не стоит думать, что обвинение не в курсе этого или что оно намерено, как адвокат защиты поведал местной прессе, потревожить траур такой женщины только лишь ради разрешения старого неприятного преступления. Честно скажу вам, мы этого не сделаем. Даже будь у нас время на подобные тайные, низкие планы, память о человеке, бывшем в числе многих героев этой страны в трудную минуту, перерезала бы нам путь, подобно тому, как падение мощного дерева заблокировало бы движение на Чарлтон-роуд.