После того как я привожу себя в порядок, возвращается полицейский вместе с целым набором фотографий с мероприятия. Он просит меня указать тех, кто выглядит подозрительно, и я тут же обращаю внимание на парня, который стрелял в меня злобными взглядами. Полисмен благодарит меня и уходит.

Когда мы заканчиваем с этим, доктор Калдикотт выпускает меня из больницы, повторив те же предупреждения. Разумеется, я не говорю ни слова про свой свист в ушах. И после того как я еще раз упрашиваю ее дать мне встретиться с Шейном, она разрешает мне зайти к нему на минуту.

В отделении интенсивной терапии вокруг него стоят любящие родственники с опухшими от слез глазами. Шейн, который всегда выглядел так внушительно, кажется маленьким из-за груды оборудования, подсоединенного к нему.

Глотая слезы, я беру его за руку.

– Лучше бы тебе встать. Ты нужен «Шоу Шейна» и глупым девочкам. И мне.

Его лицо, которое я успела узнать так хорошо, не выражает ничего. Наверное, это самое ужасное – видеть черты лица, которые всегда были такими живыми, а теперь стали невыносимо неподвижны. Я убивать готова ради того, чтобы он хоть раз ухмыльнулся.

Медсестра говорит, что мне пора уходить.

Я говорю ей, что хочу увидеть остальных друзей. После торопливых переговоров с членами семьи, мне разрешают зайти ко всем, кроме Ксавьера, но только на пару секунд к каждому. Этих мгновений достаточно, чтобы болезненно напомнить мне о том, что все они по-прежнему блуждают где-то далеко отсюда.

Мама ведет нас по извилистым коридорам больницы на первый этаж, к парковке. Мы проезжаем мимо как минимум десятка новостных камер. Я скрючиваюсь на сиденье, чтобы меня не было видно в окно, и распрямляюсь только когда мы удаляемся от больницы.

По дороге мы заезжаем за Сэмми. Но когда мы приближаемся к дому, я думаю, что лучше бы мы подольше задержались у дяди и тети. Толпа репортеров в ожидании слоняется по нашему двору. Мама сигналит, чтобы они дали машине проехать. Они расступаются, но их камеры неотрывно смотрят в окна машины, когда мы проезжаем мимо.

Я сжимаюсь в смятении, и меня охватывает приступ паники. А точно ли все эти люди – настоящие репортеры? Что, если кто-то из них пришел сюда, чтобы снова украсть меня и выкачать остаток моей крови?

Темноволосый худой парень, телосложением похожий на того, что мы видели в лесу, кричит:

– Привет, Эйслин! Они поймали тех, кто вас похитил? А противоядие врачи нашли?

Я закрываю лицо руками и скрючиваюсь на сиденье. Заезжая в гараж, мама ведет машину рывками, отчего меня начинает мутить. Только когда дверь гаража с грохотом закрывается за нами, я осознаю, что все это время задерживала дыхание.