Это была просто констатация факта без какого-либо признака злобы, и Шавасс пожал плечами.

 – Дружище, законы – не по моей части. Я слишком занят тем, что их нарушаю.

 Уроженец Ямайки сразу заинтересовался.

 – Тогда это многое объясняет. А меня то удивляло, почему свободный и здоровый белый протестант вроде вас пользуется черным ходом, вроде нас, чтобы попасть в страну.

 – Католик, – поправил Шавасс. – Свободный здоровый белый католик – просто к сведению.

 Джонс усмехнулся, вновь вытащил свою пачку «галуаз» и предложил ему сигарету.

 – И просто любопытно, насколько рьяно дома вас преследует закон?

 – Считается, что это может стоить примерно десять лет. И то, если мне повезет и судью в этот великий день не будет слишком сильно донимать печень.

 Негр легонько присвистнул.

 – Ого, дружище, вы, должно быть, настоящий тигр, когда выходите на дело.

 – Все мои неприятности вызваны слабостью к чужим деньгам. – Шавасс взглянул через песчаные дюны на небольшую гавань и расстилавшееся за ней море. – Все правильно; это самый великолепный берег, на который мне доводилось ступать после того, как я покинул Бонди.

 – Именно так я подумал пять дней назад – сейчас же здесь просто скучно. Я бы уже хотел уехать.

 – А что вы собираетесь делать после того, как пересечете Ламанш?

 Джонс пожал плечами.

 – У меня есть друзья в нужных местах. Они что-нибудь придумают.

 – И долго это будет продолжаться?

 – Сколько выдержу. После того, как я попаду в Лондон, я уже не могу ошибаться. Мне просто нужно вписаться в ту жизнь. В конце концов, одна черная физиономия весьма похожа на другую, разве вы не замечали?

 Шавасс не хотел сдаваться.

 – А что вы скажете об остальных клиентах?

 – Если вы повернете голову на пару румбов вправо, то их увидите.