То, что я слышал, но не могу подтвердить, – продолжал разговор Коэн, – это что Энид вложилась по-крупному; может даже, заплатила за все из своих собственных средств. На Запад она приехала с большими деньгами. Наследственный капитал. Семья у нее производила тракторы или что-то в этом роде.
– Семья из Кливленда. Производила детали и запчасти.
– Вы, я вижу, неплохо осведомлены. Так чего же вам нужно от меня?
– Что вы думаете об Энид?
– А вы что о ней думаете?
– Я ее видел всего раз, – ответил я. – Несмотря на мертвое тело у себя в саду, смотрелась она вполне спокойной и собранной.
– Вы всерьез думаете, что она имела к чему-то отношение?
– А вы считаете это маловероятным?
Волосы Коэна снова вздыбились. Он не попытался их пригладить.
– Вы мне что-то недосказали, доктор? Если под «сложностью» имеется в виду ваш короткий рассказ, то лично моя крайняя плоть отнесется к этому индифферентно.
– То, что я вам скажу, должно остаться между нами.
– Считайте меня могилой, – Коэн рассмеялся, – пока что в переносном смысле. При прошлом нашем разговоре я, помнится, пролил сведений больше, чем пьяный кок – супа при корабельной качке. Тогдашнее мое поведение объяснялось тем, что я думал умереть в порыве альтруизма. Теперь же, поняв, что буду жить вечно, вернулся к тому, чтобы держать рот на замке.
– Женщина, умершая на участке Энид, представлялась дочерью Зайны Ратерфорд, сводной сестры Энид.
– Представлялась? – спросил он. – В смысле, бредила?
О психическом недуге я умолчал.
Не дождавшись ответа, Коэн продолжил:
– Вы доктор, вам виднее. Кто-то вон представляет, что видит зеленых человечков, розовых слонов…
По мере перечисления уверенность в его голосе убывала.
Слов Коэна я не оспаривал. А помолчав, сказал:
– У нее было психическое расстройство, но это не значит, что ее заявление было бредовым.