– Дайте я кое-что скажу, – подал голос Ярмут Лоуч.
– Постой, – упреждающе выставил руку Мофти-заде.
– Я могу сказать вам, как и что. Первая прислужница была… она знала, что там с ней произошло. Она знала, что Зельда не скопытилась на улице. Энид заперла ее в доме и держала два дня. Внизу, в подвале. Кормила ее супом. Прислуга не должна была этого видеть, но та девица ослушалась Энид и спустилась вниз подмести ступеньки, услышала там что-то и вынула ключ.
– Значит, суп, – проронил Майло.
Лоуч кивнул.
– Овощной, консервированный. Она его… кое-чем приправила.
– Чем именно?
– Чем-то из ее сада, – ответил Лоуч. – Ей нравится этим заниматься. Разрабатывать свои собственные пестициды.
Нгуен и Майло сели обратно на стулья.
– Если мистер Лоуч готов записать то, что сейчас сказал, наряду со своей осведомленностью о том, что Имельда Сориано стала жертвой преднамеренного убийства, которое он помог сокрыть, то я отражу это как факт добровольного признания.
– Ценю ваше предложение, Джон, – криво усмехнулся Мофти-заде, – но нам в самом деле нужно больше.
– Как только он будет осужден, а вы подадите прошение о смягчении приговора в связи с нездоровьем, я не буду чинить вам препятствий. И в сравнительно короткий срок он сможет выйти на свободу.
– Годится. – Лоуч тряхнул головой.
– Ярми, – строго сказал ему Мофти-заде.
– Какого черта! Всё, принимаю. Я не могу здесь оставаться, – и он развел руками так, будто речь шла о выписке из отеля с плохим сервисом.
– У вас в кейсе еще есть листы? – поинтересовался Нгуен.
– Безусловно, Джон.
– Доставайте. А вы, мистер Лоуч, приступайте к сочинительству.