– Но мы же его почти не знаем. Я не говорю о его доброте или принципах. Мы не знаем, что он оставил в Сан-Франциско, нам ничего не известно о его работе или его проектах. Мы не можем сказать, как он отреагирует!

Алан знал, что Джим не слишком беспокоился о подобных вещах; и все же образ беременной Элизабет приводило его в неописуемый ужас. Он сделал попытку выбросить его из головы и посмотрел на часы.

– Все это надо обсудить, и твоя дочь должна при этом присутствовать. Ох, мне пора, радость моя, – заторопился он. Подошел к Мэри Энн, пожал ей руку, затем крепко обнял и поцеловал. – Поговори с Карлотой, да побыстрее.

– Я люблю тебя, Алан, – пробормотала она. – Не забывай про это.

Он снова ее поцеловал.

– И ты не забывай про это, Мэри. Когда все будет позади, я заберу тебя отсюда, и мы отправимся в путешествие. Только ты и я.

Мэри Энн улыбнулась.

– Представляешь, я ни разу в жизни нигде не была.

– Я знаю.

Прежде чем сесть в машину, он посмотрел на ее силуэт в окне. Он видел ее теперь по-другому, не как сосед и не как друг. Отныне она была для него всем, впрочем, как и всегда – просто раньше он понимал это исподволь, втайне от самого себя. Он коснулся пальцами губ и послал воздушный поцелуй. Она засмеялась. Удаляясь от дома, он пожелал не разлучаться с этой женщиной никогда, ни на минуту. Но в следующее мгновение реальность оглушила его: город, суета, нестройный гул множество людских голосов. Он вспомнил про глупый праздник, зачем-то устроенный в городе. Неужели им в самом деле есть что праздновать? Сама идея праздника в такое время казалась ему кощунственной. Это было что-то вроде предчувствия. Дурного предзнаменования.

50

50

Подойдя к калитке, Элизабет наконец подняла глаза на Джима. Если бы она не научилась разбираться в его реакциях, она бы подумала, что история с Люсьеном, тетушкой Карлотой и ее предполагаемой беременностью задела его и оскорбила. Настораживала его манера говорить, привычка, которую она уже не раз замечала, подолгу задумываться над ее словами, словно стараясь обнаружить в них подвох. Несомненно, Джим Аллен всерьез разозлился на Люсьена, но не за то, что тот натворил. Было что-то еще, чего ей никак не удавалось распознать в спокойном, невозмутимом тоне его голоса. Как будто помимо злоключений, потрясших город в последнее время, существовало что-то более значительное, более важное лично для него. Элизабет не могла объяснить, в чем дело, но ясно чувствовала, что каким-то непостижимым образом Джим вышел из их команды и играл самостоятельно, терпеливо дожидаясь со стороны Люсьена ответного хода.