Светлый фон

Дарек решил сделать перерыв и отправился пообедать в буфет. Между делом он позвонил жене и сообщил, что почти заканчивает, а потом вернулся на рабочее место.

Забавы ради он загрузил получившуюся проекцию в поисковик разыскного центра «Итака», который тесно сотрудничал с полицией. Поиск выдал тысячи похожих лиц.

В сопроводительных документах майор прочел, что мужчина пропал в конце семидесятых — начале восьмидесятых. Из антропологического анализа следовало, что он был склонен к облысению. Череп прислали из Подлясья. Дариуш сделал ему ради смеха «зачес» и усы а-ля Валенса, такие, как в те годы носил каждый уважающий себя рабочий. Но эффект его не удовлетворил. Мужик выглядел как гость бала-маскарада. С помощью фотошопа он побрил его, приклеил парик, оттенка поросячий блонд и заменил турецкий свитер на свадебный пиджак с широкими лацканами. Уже лучше. Но все равно чего-то не хватало.

Для этой работы были важны не только криминалистические знания, но и способности к изобразительным искусствам. Зайдель в этом отношении был очень талантлив. Если бы не стажировка в участке еще во время учебы в художественном институте, сейчас бы он наверняка был голодающим скульптором, а не уважаемым экспертом антропоскопии в Центральной криминалистической лаборатории. В стране ему не было равных в восстановлении внешнего облика человека при жизни на базе костей черепа, возрастной прогрессии и регрессии, а также различных рисовальных методов. Именно он, на базе останков костей, обнаруженных под полом Торуньского кафедрального собора, реконструировал голову Николая Коперника, что прославило его, повлекло за собой предложения участия в телевизионных программах и даже интервью для National Geographic и Discovery Channell. Но Зайделю мешала популярность. Он терпел ее ровно до тех пор, пока таковы были приказы сверху, а потом объявил начальству, что уступает обязанность по предоставлению информации пресс-секретарю Главного полицейского управления. Он предпочитал сидеть в своем кабинетике на третьем этаже, окна которого выходили на Бельведерскую улицу, и ковыряться в чужих носах, ртах и глазах. Склеивать из кусочков человеческие истории. Он был незаменимым мастером, не имеющим учеников и последователей, поэтому работы у него было невпроворот как минимум на ближайшую пятилетку. Его же статусу ничто не угрожало до самой смерти. Разумеется, к нему направляли учеников, но те либо быстро уставали, поскольку данная работа требует дотошности, либо, наоборот, слишком усердствовали в применении своих художественных талантов, из-за чего реконструкции теряли идентификационную ценность, были ни на кого не похожи. Он твердил им о смирении, второстепенной роли эксперта антропоскопии, но они либо не слушали, либо послушно кивали, а потом, при первой же возможности, переходили на работу попроще. Например, рисовать портреты со слов свидетелей.